|
Виктор Цатрян
Две радуги
Две радуги
Хехе, я видел на горе -
представь, представь себе -
стояли радуги две. Две:
представь, представь себе!
По первой радуге бродил -
представь, представь себе -
большой добрастый крокодил,
пыхтел под нос себе.
За крокодилом мерно брёл -
представь под нос себе -
большой осёл, смешной осёл,
осёл ослом бебе.
Бурум-бурым, бурум-бурым
бежали за ослом.
Представь, представь себе, себе:
Бурум-бурым с хвостом.
По радуге второй большой
катился шарабан,
за ним катился колесом
весёлый барабан,
потом катился дед с клюкой,
квадрат и два ведра.
Ура, уре, ури, урёй -
кричала детвора.
Катилось всё, катились все,
катилась вся, пока,
увидев солнца красный крой,
не скрылись облака.
|
Два безумца из Твери
Два безумца из Твери
воровали фонари.
Прятали в карманы,
били в барабаны,
чтоб ни козлик, ни медведь,
ни фонарщик Ванька
не могли их углядеть,
как ни тарабань-ка.
Тарабанил барабан.
Барабанил тарабан.
На бревне гудел баран.
На гуде бревнел таран.
Ванька слушал барабан,
плакал бедный Ванька.
Ванька слёзы тихо льёт,
барабан по Ваньке бьёт,
песню слушает народ,
бледный, как поганька:
света нет без фонарей,
чаю нет без сухарей,
папов нету без детей...
Кто не верит, встань-ка!
Кто не верит, тот стоит.
Ванька по полю лежит.
Два безумца из двери
фонари достали.
Загорелись фонари,
как на пьедестале.
Раньше светлый был карман,
а теперь вся улица!
Раньше новый был диван,
а теперь сутулится!
Два безумца из Твери
взяли в руки фонари,
подошли к речонке,
рассмеялись звонко
и швырнули прочь-прочь.
Так настала ночь,
ночь.
|
Аука, Юка и приход зимы
Аука и Юка, две резвых сестры,
решили в лесах погулять,
червей накопать, налистаться листвы,
голодных волков напугать.
Аука и Юка вбежали в леса -
леса содрогнулись чуть-чуть.
Аука пошла добывать чудеса,
а Юка - ломать что-нибудь.
Кипела, кипела работа весь день.
Кричали сестрицы: "Яю!",
корёжили старый ухабистый пень,
трусили берёзок семью,
на дуб залезали, смешили бельчат,
таскали сорок за хвосты,
руками ловили лесных лягушат,
ломали густые кусты...
Исчезли бы в день вековые леса,
но вовремя вспыхнула ночь.
И Юка с Аукой, схватив чудеса,
помчались, яюкая, прочь.
Всё. Стало темно. Наступила метель.
Сестрицы примчались домой.
Их мама скорей уложила в постель
и сон им включила цветной.
А утром им мама шепнула: "Скорей,
Аука и Юка, - к окну!"
И Юка вскочила, Аука - за ней:
смотреть на свою кутерьму.
Вот хохоту было: вокруг всё бело,
исчезла за ночь кутерьма.
Аука сказала, захлопав крылом:
"Пришла наконец-то зима!"
|
Аука, Юка и рыбий хвост
Весенним днём днём
на тыкве вдвоём
поплыли Аука и Юка.
Весенним днём днём
наш пруд-водоём
на радость всем крякам и уткам
покинула серая скука.
Наш пруд превратился в большой океан,
шумел и качался волнами.
И тыква бежала по быстрым волнам,
по милым волнам, по игривым волнам,
как солнце бежит над слонами.
Рыбачить пора.
Аука с сестрой,
с отважной малышкою Юкой,
достали ура
кларнет и гобой, там-там и трам-бой, трамбончик с трубой
и песню запели уткам.
Кря! Утки помчались по быстрым волнам,
по белым волнам, по искристым волнам,
за ними все чайки, гусь, гусь, пеликан,
ещё пеликан и ещё пеликан,
ещё пеликан и орёл-великан -
и рыбу ловили, бросали в карман,
к девчонкам в карман, в полный рыбий карман! -
вмиг тыква наполнилась рыбой тут, там,
тут-тут и там-там, сям-сям и там-там.
И Юка с Аукой сказали:
"Карам! Тарам! Барабам! Спасибо всем вам,
и уткам, и гусям, всем чайкам, орлам,
тебе, пеликан, и тебе, пеликан!"
И рыбу Аука и Юка друзьям
раздали друзьям, умным, добрым друзьям,
всем нам и всем вам.
Играй барабан, резвитесь...
Нет, стойте.
Глядите:
акула плывёт.
К Ауке плывёт,
к Юке, к Юке плывёт.
А тыква по морю бежит всё вперёд
и только вперёд,
прямо, прямо вперёд -
в акулий зубастый разинутый рот.
Что делать, что делать?
Сестриц кто спасёт?
Не бойся, мальчишка!
Не бойся, девчонка!
Акула какая-то нас не сгрызёт!
Аука визжит для неё громко-звонко,
а Юка бросает ей колкости в рот.
Сбежала акула,
бедняжка акула.
Бедняжка акула!
Плывёт и ревёт.
Аука ликует, и Юка ликует,
их тыква танцует:
ура нам, ура!
Победа, победа над морем бушует!
С сестрой победила акулу сестра!
Но праздник проплыл.
Возвращаться пора.
Тшшш! Слушайте: с дальних лугов-берегов
летит над морямими мамимин зов:
"Аука и Юка! Аука и Юка!
Скорей покажите же мне свой улов!"
Ой!
Мама!
Зовёт нас!
Зовёт нас ой мама!
Ой, быстро, Аука!
Ой, Юка, быстрей!
Ой, тыква, к лугам-берегам мчись упрямо!
Ой, сколько же, сколько у нас окуней?
Четырестать? Тринцать? Стосорокседьмей?
Но тыква безрыбна.
Хитрая щука
съела все сорок пятьсот окуней.
"Ну берегись же!" - промолвила Юка
и щуку схватила за хвост посильней.
Лупит Аука бедную щуку,
щуку таскает Юка за хвост.
Щуку Аука,
щуку Юка
лупили-таскали -
и вырвали хвост.
Щука сбежала, а мама спросила:
"Девочки, что за верёвка у вас?"
Сестрицы зевнули и шлёпнули мило:
"Ох, мамочка-мама, а мы и забыли,
что ты на рыбалке была в первый раз!"
|
Мальчик Вральчик
Ай-ай-ай! Кого я вижу!
Погляди перед собой.
Не тушуйся, сядь поближе.
Ну, гляди же!
Вон!
Гляди же!
Вот, раскрюченный, хромой.
Кто же это?
Милый мой,
да ведь это мальчик Вральчик,
мальчик Вральчик, милый мой.
Раньше был он круглый мальчик,
целый мальчик,
словно мячик,
белый мальчик,
лёгкий мальчик
с доброй светлой головой.
Что случилось с ним?
Как мальчик
был и целый, и горячий -
стал холодный и кривой?!
Очень просто:
он однажды
шёл, качаясь на ветру,
думал, делать ли бумажный
дом для маленьких отважных
деревянных кенгуру.
Думал, думал добрый мальчик,
шёл и думал не спеша,
но увидел, вдруг увидел
вдруг увидел вдруг -
ёжа!
"Ёжёжёж!" - воскликнул мальчик
и помчался вскачь и впрыть,
мчался мальчик, гнался мальчик,
триста лет за ёжем мальчик,
чтоб за хвостик ухватить,
пропустил обед и ужин,
день рожденья, новый год,
перелужил брюки в луже,
на глаза надвинул рот -
и явился к доброй маме,
закатился на боку,
сыпал мятыми словами,
врал и мямлил, мямлил, мямлил,
млямлил, млямлил, млямлимлямлил,
млямлимлямлил чепуху.
И с тех пор заврался Вральчик:
врал и маме, и сестре,
врал соседской тёте Кляче,
врал коту, коню, себе,
врал учителю и вору,
дворнику и облакам,
обманул двух лабрадоров,
трёх кукушек, пять шахтёров,
восемь литров молока,
обманул скамью и дыню,
белый снег, семью грачей,
гусака, гусят, гусыню,
стаю чёрненьких врачей -
обманул он целый город,
врал, врал, врал по мостовой,
врал в морях, заврался в горы,
завирал к себе домой...
Мальчик Вральчик, мальчик Вральчик
целый год всё врал да врал.
Так заврался мальчик Вральчик,
что разок во время врачек -
Ой! - язык себе сломал!
|
Непослушная ниточка
У одной непослушной девочки
на одной непослушной кофточке
жила непослушная ниточка,
которая вылезла вдруг.
Непослушная серая ниточка
поползла длинной-длинной улыбочкой,
потянула противная ниточка
за собою послушных подруг.
Разлетелись бы ниточки лёгкие
длинным клином в клубочки далёкие,
расплелись бы они под шумок
от девчонки, балованой вздорницы,
только мама расправила ножницы,
и отрезали ниточку ножницы: Щёлк!
|
История о старом Ди и пропавшем молоке
Старый Ди проснулся рано
(петухи кричали "Ко"),
старый Ди шагнул с дивана -
и увидел молоко.
Старый Ди решил: пора бы,
невзирая на ухабы,
окунуться глубоко
без оглядки
в молоко.
Старый Ди открыл окошко,
встал ногами на окно.
Под окном сидела Кношка,
петухи кричали "Кно".
Старый Ди сказал: - Пора бы
через терни и ухабы
окрылённо и легко
погрузиться
в молоко.
Старый Ди вздохнул всей грудью
свежесть утреннего дня.
У соседок лаял пудель,
ржала лошадь у меня.
Старый Ди воскликнул: - Боже,
как прекрасно это всё же,
что ни здесь, ни вдалеке
ни одной не видно кожи
в непроглядном молоке!
Старый Ди от счастья крякнул,
от волнения вздохнул.
У соседок сын затявкал,
кто-то крикнул: - Караул!
Вдалеке село горело.
Старый Ди отважно, смело,
окрылённо и легко
прыгнул -
прыгнул в молоко.
Так однажды ранним утром
(петухи кричали "Ке")
старый Ди покинул хутор,
оказавшись в молоке.
Старый Ди свежо и смело
молоком дышал три дня.
Вдалеке село горело.
Ржали кони у меня.
У развалин старой башни
мой гнездится старый дом.
Мне отсюда видно пашни,
и село, и речку в нём.
И скажу я вам открыто:
наша местность знаменита
(и село, и речка в нём)
белоснежным молоком.
Если утром, ранним утром
петухи воскликнут "Ку",
не ходите, не бродите
по густому молоку.
Пусть в нём дышится привольно,
и свежо, и широко -
но туманно, и коварно,
и бездонно
молоко.
Старый Ди, бедняга длинный,
заблудился в молоке
и по пашням-по равнинам
бегал с Кношкою в руке.
Старый Ди заплакал: - Боже,
как нелепо это всё же,
с кошкой Кношкой, налегке,
ни одной не видя кожи,
бегать в этом молоке!
Так текли три белых ночи,
три молочных плыли дня.
Тявкал пудель громко очень.
Кони ржали у меня.
А потом над домом сонным
солнце брызнуло лимоном.
Петухи сказали "Ко".
И пропало
молоко.
|
[в пампасы]
|
