Однажды мама объявила, что пришёл час разобрать ТОТ САМЫЙ шкафчик в коридоре. Да-да. И от уборки никто не отвертится.
      - ТОТ САМЫЙ? - робко переспросил папа.
      - Мамочка, есть такие шкафы, которые лучше даже не открывать! - поддержала его Нинка. - Никто не знает, что выпадет тебе на голову!
      - Никто не знает, как оно туда попало!
      - Никто не знает, сколько оно там пролежало!
      - И куда его теперь запихнуть!
      - Мы наденем каски, - заверила всех мама. - Нету у нас другого выхода. Некуда складывать мои новые туфли. И что там такого страшного может быть? Летучие мыши в тапочках? Не смешите. Лучше привяжите меня покрепче верёвкой. И... я пошла.
      - Мамочка, ну как тааааам? - крикнула Нинка.
      Из глубины шкафа раздалось в ответ:
      - Пыльно!
      А следом вылетели - джинсы эпохи маминой юности, удочка папиного детства и чемоданчик дедушкиных времен.
      - Вот она, история! - папа мечтательно взмахнул удочкой. - Будто в прошлое вернулся!
      - Это ещё не история! - послышался недовольный мамин голос. - Ловите-ка! Аааааааапчхи!
      И из шкафа появились - старинный дамский зонтик, средневековый рыцарский шлем и черепок глиняного горшка с греческим орнаментом.
      - Ой! - сказал папа. - Давай вытянем маму оттуда, пока не поздно! Вдруг её в шкафу поймает египетская мумия?
      Но мама уже раскопала копьё с железным наконечником и огромную кость мамонта - большую радость для собаки Дуньки. А потом вылезла из шкафа, таща за руку упирающегося пещерного человека.
      - Так вот кто, оказывается, по ночам рисовал на наших обоях! Прости, дочка, я была к тебе несправедлива.
      - То-то же! - Нинка сердито топнула ногой. - Так вот кто, оказывается, таскал у меня карандаши! Прости, Дунька, я была к тебе несправедлива...
      - У-ы-у-ы-ку! - пещерный человек виновато потупил глазки и повыше натянул шкуру на волосатую грудь. Он стеснялся. И щурился от света лампочки.
      - По-моему, это мы все страшно несправедливы к бедному пещерному человеку, - покачал головой папа. - Надо его чаем напоить. С зефиром. Миллион лет в шкафу без зефира - это ужас что такое. Чем он там питался-то всё это время?
      - Бабушкиными консервами, конечно, - сказала мама. - Там солёных огурцов ещё на тыщу лет припасено.
      Пещерный человек чаю выпил, надкусил одну зефиринку, поморщился и аккуратно положил на край блюдечка. Кажется, солёные огурцы он любил больше. Он всё время вздыхал, ёрзал на табуретке и косился на дверцу шкафа.
      - Может, ему мультики по телевизору показать? - Нинка дёрнула волосатого за бороду. - Ну, чего ты такой невесёлый? Хочешь, сыграем в лото? В фанты? Пойдём во двор горку строить!
      Пещерный человек грустно улыбнулся:
      - У-ыыы... Кык!
      - Какой ещё "кык"? - возмутилась Нинка. - Чего он всё кык да кык?
      - Мне кажется, он скучает по дому, - постановил папа. - Надо вернуть его в прошлое. А на прощание пусть возьмёт что-нибудь в подарок.
      - Пусть берёт мои карандаши, так уж и быть! - Нинка махнула рукой. - Раз ему так нравится рисовать. Двенадцать цветов, между прочим.
      - И что-нибудь из одежды, - прибавила мама. - Шкурка-то явно коротковата.
      Пещерный человек радостно закивал головой и вприпрыжку побежал в прихожую. Нинкины карандаши он положил в старый дедушкин чемоданчик, натянул джинсы эпохи маминой юности и покрасовался в зеркале. Прихватил папину удочку, копьё, кость, горшок и зонтик - в хозяйстве всё пригодится. На голову напялил рыцарский шлем и, исчезая в дверцах шкафа, помахал всем на прощание, сверкая улыбкой, в которой не хватало пары зубов:
      - Уы-кы-кы, кы-кы-у!
      - Может, он к нам привыкнет, - грустно протянула Нинка. - И будет выходить не только по ночам. Чтобы вместе на обоях рисовать.
      - Угу, - мама махнула рукой. - Только что же это такое? Туфли-то мне складывать опять некуда. Но вы были совершенно правы - есть такие шкафы, которые лучше даже не открывать!

Папа с Нинкой играли дома в мячик и даже ничего не разбили - ни вазочку, ни часы, ни зеркало. Только по картине разочек попали - и мамин любимый морской пейзаж покосился. А на нём покосилось море, небо и корабль. А с корабля с воплем "Полсотни чертей мне в брюхо!!!" выпал бородатый капитан.
      - Ой! - Нинка за голову схватилась. - Я даже не знала, что он там был!
      - Как неудобно получилось! - папа от волнения принялся картину трясти. - Ну, давай, давай, родненький! Он ведь не утонул?!
      А капитан то над волнами покажется, то снова пропадает. И всё кричит:
      - Сотня чертей! Двести чертей! Триста! Вот меня угораздило, старая я акулья печёнка! - и так колотит по нарисованной воде кулаками, что брызги летят совсем не нарисованные. Того и гляди пойдёт ко дну.
      - Заткни уши и не слушай! - папа Нинке говорит. А сам картиной изо всех сил размахивает. - Ещё не хватало, чтобы ты от него про акулью печёнку подцепила!
      - А я уже подцепила, - отвечает Нинка. - И про печёнку, и про чёртов якорь, и про "лопни моя тельняшка". Меня теперь в садике уважать будут. Папочка, перестань его трясти, там, на картине, уже шторм поднялся!
      - Но что же делать, что же делать?! - папа попытался капитана двумя пальцами за китель ухватить, но тот в ответ ухватил его за палец золотыми зубами и прорычал:
      - Кррррруг! Пиявки пресноводные, рррисуйте круг!!!
      - Как он там сказал про пиявок? - Нинка переспросила. - Надо запомнить. Только, дяденька, нам мама даже на обоях рисовать не разрешает, не то что на её любимом морском пейзаже!
      - Если мы его испортим, нам целый месяц компота не видать! - папа развёл руками. - И перестаньте, наконец, выражаться при ребёнке.
      - Вы его уже испортили, швабра мне в глотку! Без меня этот корабль пойдёт ко дну! А выражаться мне положено, потому что я, муха мне в суп, самый настоящий морской вооооолк... ой, ой, ой, тону!
      Тут Нинка за карандашами побежала - синим и красным, потому что не могла больше спокойно смотреть на капитанскую гибель. Только круг у неё вышел некруглый, а потому совсем не спасательный.
      - Дырявый! - плюнул капитан. - Никуда не годится!
      Тогда за дело взялся папа. Но у него ещё хуже получилось.
      - Вот удружили так удружили, - пробулькал капитан, удирая вплавь от синей морской змеи в красную полосочку. - Ну обведите, что ли, что-нибудь круглое! Всему вас учить надо!
      - Можно у мамы баночку с кремом взять! - догадалась Нинка. И вскоре круг был готов.
      - А теперь рисуем остров, пальму, махровое полотенце и бутылку рома, - потребовал капитан, покачиваясь на волнах, и добавил. - Ром ямайский, десятилетней выдержки.
      - Никакого рома, лопни мои подтяжки, поскользнись мои тапочки! - заявил папа, ломая карандаш об коленку для убедительности. - Рисую верёвку, чтобы забраться на корабль, и больше ничего. Верёвка у меня, пожалуй, получится.
      - Лишь бы снова не змея, - буркнул капитан, озираясь по сторонам.
      - Ничего не обещаю, - папа задумчиво погрыз карандаш и взялся за дело...
     
     
      - Мама всегда говорила, что в этой картине есть какая-то загадка. Только я не думал, что загадка - это бородатый тип, который совершенно не умеет себя вести! - сказал папа, вешая картину на стену. После того, как "старая акулья печенка" поднялся по верёвке на палубу, они с Нинкой подтёрли морских змей ластиком и как могли привели картину в приличный вид.
      - Да, загадка - это я! - гордо сообщил капитан, исчезая в трюме. - Правда, тут где-то на дне ещё живёт огромный осьминог. Так вот, парень, разрази его гром, считает, что загадка - это ОН!!! Смех да и только. Вы уж ему не говорите, если повстречаете, а то расстроится бедолага. Ну, бывайте, пресноводные!
      И капитан сверкнул Нинке золотым зубом на прощание. А она подумала, что, пожалуй, будет по нему скучать. И тихонько добавила про себя: "Лопни моя тельняшка..."

[в пампасы]