Янка собака городская, в деревню даже на выходные никогда не ездила. А тут нам предстояло всё лето провести в тайге, на пасеке.
      - Ну ладно, - советовался я со своей псиной, - мне хорошо, на сеновале спать буду, а ты где?
      И решил сколотить Янке конуру. Долго возился с этим делом, но конура вышла на славу.
      Подошло время ехать. Уложил я в конуру чистый коврик, упаковал вещи и продукты, укутал брезентом и перетянул ремнями. Получилось что-то вроде огромного рюкзака, только квадратного.
      И ничего, благополучно добрались до места.
      Янка в лесу словно ошалела от свежего воздуха, от множества новых незнакомых запахов. Я отпустил её с поводка, и она то и дело с бешеными глазами выскакивала вдруг из кустов или высокой травы, тявкала и тут же уносилась в неизвестном направлении. Я смеялся и свистел ей вслед.
      Но радовался я недолго. В первый же вечер Янка пропала. Сначала я не очень беспокоился: собака ведь, обязательно вернётся. Потом заволновался всерьёз, пошёл искать, громко звал:
      - Янка! Яна! Ко мне!
      Янка не пришла, даже не гавкнула в ответ.
      Ночь я провёл без сна, корил себя: сам виноват, погубил собаку. Конура без дела стояла под сеновалом, я оттуда только вещи и продукты вытащил.
      А рано утром примчался сосед. Вид у него был странный. Едва я слез с сеновала, он схватил меня за рукав и потащил куда-то:
      - Пошли, пошли! Такое покажу!
      Я пошёл без охоты, мысли мои были заняты пропавшей собакой.
      Сосед зачем-то привёл меня в хлев, подтолкнул и, едва сдерживая смех, сказал:
      - Смотри! С вечера один был, теперь два!
      Я пригляделся. В хлевушке, тесно прижавшись боками, спали два поросёнка. Только один был весь покрыт... густой шерстью!
      - Янка! - закричал я. - Янка! Как ты сюда попала?
      Янка проснулась и теперь радостно прыгала вокруг меня.
      Поросёнок тоже проснулся и, недовольно взвизгивая, забурчал.
      - А вот так и попала, - сосед показал на узкую нору под стеной хлева. - Подкоп сделала! Ночи-то ещё холодные, а вдвоём тепло!
      Я вспомнил свои тревоги и нашу конуру. Вот вам и городская собака!

На нашей пасеке, кроме ульев, был ещё небольшой огородик. И одного мне никак не удавалось объяснить Янке: нельзя разгуливать по грядкам. И уж тем более бегать! Для этого есть межи. Янка меня внимательно слушала, но всё равно продолжала передвигаться по участку напрямик, как короче.
      Однажды мой брат, пасечник, решил взять в одном из ульев мёду.
      - Пчёлы будут сердитые, - предупредил он. - Не надо размахивать руками, маячить здесь без дела... Лучше шли бы вы с Янкой куда-нибудь на речку, ладно?
      Я так и собирался сделать, да что-то меня задержало. Когда уже с удочками вышел на тропинку к реке, вдруг словно пуля прожужжала в воздухе и ударила меня в щеку. Я едва не свалился, такой сильный был удар, и закричал:
      - Янка! Янка! Ложись! Пчёлы!
      Собака, увидев меня с удочками, тоже решила прогуляться. Мой крик застал её на грядке с луком. Воздух над пасекой уже напряжённо гудел, и гул нарастал с каждой секундой.
      - Янка! - снова крикнул я, опускаясь на четвереньки. - Ложись!
      Но Янка, наоборот, замерла как вкопанная, высоко вытянула шею и принялась разглядывать, что это я там, лёжа на траве, делаю. Тут, видимо, какая-то рассерженная пчела пронеслась над самым Янкиным ухом. Может быть, даже слегка зацепила, но не ужалила. Янка взвизгнула и отскочила в сторону. А потом заметалась: пчёлы звенели то справа, то слева. Наверное, от укусов Янку спасла только зелёная грядка: пчёлы не очень любят луковый запах.
      - Ложись, Янка, ложись! - кричал я, медленно, на четвереньках передвигаясь к реке; да ещё удочки мешали. - Янка, ложись!
      Наконец Янка поняла: прыгнула в межу, как солдат в окоп, залегла там и даже, кажется, голову передними лапами накрыла.
      - Яна, за мной! - скомандовал я. Щека моя страшно горела от пчелиных укусов.
      Янка осторожно, по-солдатски выглянула из своего окопчика и ползком стала продвигаться в сторону реки. Только хвост торчал над грядкой. Но ни одна пчела на этот хвост не спикировала.
      Так мы и спаслись.
      Но интересно другое. После того случая Янка даже ненароком не наступила ни на одну грядку - чинно ходила по межам, пусть так и получалось дальше. И, кажется, в любой момент готова была выполнить команду:
      - Янка, пчёлы! Ложись!

О тправились мы с Янкой за хлебом. Через день на станции останавливался дизель с продуктовым вагончиком.
      Станция - это старый рубленый дом, пустой, но с печкой и запасом дров на зиму. Лес почти вплотную и с той и с другой стороны узкоколейки.
      Собрались женщины, тоже за хлебом; сидят на завалинке, разговаривают. Мы с Янкой в сторонке пристроились: я на скамейке, она - рядом.
      Сидим, ждём... А тут вдруг из-за станционной избушки как ни в чём не бывало огромный медведь выходит!
      Женщины такой визг подняли - наверное, в соседней деревеньке слышно было!
      У меня сердце в пятки ушло. Янка же, тихо взвизгнув, юркнула под скамейку.
      То лето было очень сухим, жарким. Лесные пожары гнали зверей из родных мест, много мы тогда всякой живности повидали.
      И вот - медведь!
      Да ему было не до нас, на визг и крики он не обратил никакого внимания. Неторопливо прошёл в трёх шагах от завалинки, перепрыгнул рельсы...
      Так бы и ушёл медведь, да Янка как-никак собака! Увидев удаляющийся медвежий зад, она выскочила из-под скамейки, шерсть дыбом, и залилась пронзительным, визгливым лаем. Подпрыгивала, царапала передними лапами землю и едва не бросилась зверю вдогонку!
      Спустя день-другой, когда переполох улёгся, женщины, смеясь, вспоминали:
      - Ну Янка! Ну показала медведю! Догнала бы - растерзала! Точно!

Сговорились мы с соседом пойти в лес за грибами. И Янку с собой взяли.
      По дороге сосед будто бы в шутку и говорит:
      - Натаскать нужно собаку на грибы, чтобы не просто так, без дела, по лесу гуляла! Как у охотников: увидал пёс птицу - голос подал! И твоя бы: гриб нашла - тявкнула!
      В лесу мы разошлись, перекликаемся. А я между делом, но словно бы всерьёз, как гриб найду, Янке показываю:
      - Вот, Янка, запоминай: белый! А вот это подосиновик, его ещё у нас красноголовиком называют! Ну, ищи, Яна! Голос!
      Янка грибы обнюхивает, меня слушает, но молчит. Сначала я думал, она так и не поняла, чего я от неё хочу. А потом вдруг нырнула моя собака в кусты - и через минуту такой отчаянный лай раздался!
      - Яна! Янка! - позвал я её. - Янка, ко мне!
      Собака ещё пуще разлаялась, в залив!
      Пришлось идти на голос.
      Выхожу на полянку... Батюшки! Одни белые - ровненькие, аккуратные, на подбор! Штук тридцать, а то и сорок, не меньше! Одним словом, полная корзина! Янка как вкопанная стоит: шерсть дыбом, лапы напружинила, мордочку кверху - и заливается, заливается! Рядом с корзинкой сосед наш на траве развалился, улыбка до ушей:
      - Сколько грибов нашла! Так дело пойдёт, Янка твоя ещё и суп варить научится!

Рыбалка в тот день не удалась. Я менял наживку, плевал на червяков, забрасывал снасть на быстрину, потом в омуточки - и хоть бы самого тощего пескаря вытащил!
      Вдруг на берегу появилась Янка. Уселась неподалёку и стала внимательно наблюдать за мной.
      - Смотри не смотри, - пожаловался я собаке, - всё равно не клюёт! Рыбы-то нет!
      Янка вильнула хвостом и убежала куда-то. А через пять минут вернулась, держа в зубах... крупную копчёную скумбрию!
      Подошла ко мне и, усердно виляя хвостом, положила рыбину на песок.
      Я хотел рассердиться: что за дела - стащила провиант, который мы сами же и привезли из города! Но не удержался: громко, от души захохотал.
      И начал быстренько сматывать удочки.

На полянке, иногда что-то поклёвывая в траве, разгуливали две галки.
      Янка заметила их и решила поохотиться. Вышла на край поляны и давай притворяться, будто до галок ей дела нет: ну, скажем, захотелось приезжей собаке цветы понюхать, вот и всё.
      Галки на Янку ноль внимания, и Янка осторожно стала подбираться к ним поближе - почти ползком, на брюхе. А голову при этом нарочно в сторону отвернула: мол, ползу и ползу, куда ползу - кому какое дело.
      Галки собаку заметили, но улетать не спешили. И вот Янка нацелилась, приготовилась к прыжку!.. Птицы вдруг брызнули вверх из-под самого носа. Янка прыгнула, да поздно!
      Но далеко галки не улетели. Они вновь опустились на полянку за спиной у Яны. Собака моя после неудавшегося броска присела отдохнуть, даже беспечно задней лапой ухо почесала. Потом лениво зевнула и отправилась домой. Мимо галок, конечно.
      На этот раз коварные птицы подпустили Янку совсем близко. Дождались нового прыжка, легко увернулись и отлетели теперь уж совсем на каких-нибудь полшага!
      Янка на огромной скорости проскочила пятачок, где только что сидели нагловатые птицы, сделала круг и, не сбавляя хода, понеслась на галок. Те вновь разлетелись в разные стороны.
      Но Янка, видно, успела выделить одну, угадала направление её полёта и, высоко подпрыгнув, уже на лету цапнула зубами самый кончик хвоста.
      Галка дико заверещала, рванулась в сторону. Сделав в воздухе невероятный цирковой кульбит, Янка шлёпнулась в траву. И тут же вскочила, вертя головой и громко чихая. Галки с криками улетали прочь.
      Янка продолжала чихать и даже закашлялась: пасть её была набита галочьими перьями и пухом.
      Она и ко мне подошла, продолжая недовольно фыркать и вертеть головой. В глазах обида и недоумение: что это за игра такая, от которой потом долго чихать приходится?!
      Больше на галок Янка никогда не охотилась.

Янка грелась на солнышке, зажмурив глаза и вытянув лапы. Вдруг сверху прямо ей на нос упала крупная, тяжёлая капля.
      Янка от неожиданности вскочила, затрясла ушами, замотала головой.
      Я поднял голову: небо чистое, ни тучки. Но летом подобное часто случается, дождь может пролиться ниоткуда.
      На всякий случай я перешёл под навес. На полянку уже упала вторая капля, третья... Янка задрала мордочку и недовольно гавкнула: что это, мол, за шутки, кто это там брызгается?!
      Словно в ответ на Янкины "тяф-тяф", хлынул ливень. Да такой, что в двадцати шагах перед собой я уже ничего различить не мог.
      Янка носилась и прыгала по полянке. Сначала просто пыталась ухватить и даже укусить дождевые капли. А потом, заливаясь счастливым лаем, грудью разбивала потоки воды, неслась куда глаза глядят, визжала, кувыркалась!..
      Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Янка даже не сразу поняла, что произошло: остановилась посреди поляны и озиралась по сторонам.
      - Всё, Яна, больше не будет, - сказал я, выбираясь из-под навеса.
      И тогда Янка бросилась ко мне и, мокрющая с головы до ног, встряхнулась. Я только успел зажмуриться - и уже стал таким же мокрым, как моя собака, даром что переждал дождь под навесом.
      Но я на Янку ничуть не рассердился: ведь это она радостью своей со мной поделилась.
      И почти всё лето у нас ещё впереди!

[в пампасы]