Пути-дороги

Камчатка. Хитрец Гек и озорник Чук

На Камчатке удивительные закаты, непохожие на привычные синие в средней полосе России или оранжевые на черноморском юге, или на серые, сумеречные в Северном поморье. На Камчатке малиновые и фиолетовые закаты. Словно вечерами нас переносит на другую планету. Алые и вишнёвые тона крупными мазками художника-гения – природы, раскрашивают небо, облака и вершины вулканов. Всё это отражается в озёрной глади и мерцает в быстрых реках. И трава и деревья не зелёные, а бурые. Дополняют пейзаж гейзеры и туманные столбы над горячими источниками, подкрашенные багряным закатным солнцем. На Марсе не бывал, но думаю, что тамошние пейзажи именно таковы!

Мы сидим у костра. Александр Александрович Соловьёв, большой и серьёзный человек, крупный чин в «Газпроме» и неисправимый романтик. Сан Саныч. Протирает очки и собирается записать в дневник, который ведёт с первого дня нашего путешествия, события этого дня. Он преданный поклонник Камчатки: каждый год тратит свой отпуск на путешествия по краю вулканов, гейзеров, озёр и медведей. Алексей Осимов, уникальный человек. Он настоящий потомок айнов, коренного народа Курил, Сахалина, юга Камчатки и острова Хоккайдо. Айнов на Камчатке осталось не более двухсот человек. Лохматый бородач больше похож на рязанского крестьянина, чем на потомка северной народности. Белолицый, с прямыми глазами, окладистой бородой. Вечерами он рассказывает об истории своего удивительного народа, его обычаях и легендах. О многочисленных войнах с японцами, пытавшихся поработить жителей суровых земель. От него мы узнали, что истинные самураи и их главные обычаи, как, например, харакири, ведут начало от народа айны. Алексей меткий охотник. У него серьёзное оружие: американский ремингтон с оптикой и – внимание! – настоящая рогатина из крепкого кедрового сука. Дело в том, что айны не убивают медведей на охоте. Медведь у них – священное животное. Употреблять медвежье мясо можно лишь в определённое время, проведя специальные обряды. А рогатина служит для защиты от наиболее агрессивных медведей-самцов.

Ну и я. Усатый, бородатый очкарик с седеющей шевелюрой. Журналист и писатель, любитель попутешествовать.

Доели уху из хариуса, напились чаю с камчатскими травами, укладываемся спать: мы с Сан Санычем – в спальные мешки, Алексей – на подстилку из кедровых веток.

Угас закат. Догорает костёр. Звёздными россыпями вспыхивают и гаснут угольки. А на небе наоборот – всё ярче разгораются звёзды. Ярче всех Полярная звезда – спутница путешественников. Лежу в тёплом спальнике, смотрю на звёздное небо. Где-то в темноте на реке Озёрной всплеск. Представляю себе: из глубины выплывает полуметровый кижуч, весом килограммов в пять. Видит над собой серебряную звёздочку. Удар хвостом – и кижуч, хватая звезду, вылетает из воды. Проглотил Альдебарана из созвездия Тельца, шельмец. Всплеск, брызги. Довольный охотой, кижуч уплывает в тёмные воды омута. Снова тишина. Лежу и смотрю на звёзды. Ловлю себя на мысли, что наша матушка Земля и есть машина времени. Звёзды, свет которых мы видим, – это невообразимое прошлое: им более скольких-то миллионов лет. Может быть, многих из них уже нет во Вселенной. А мы их видим. Вот я, вот XXI век, вот настоящее, а они прошлое. Бррр… Мотаю головой. Наша Земля со звездой по имени Солнце и со всей Солнечной системой мчится сквозь пространство вне времени, и всё здесь смешалось: прошлое, настоящее, будущее. Понять нам не дано и вообразить невозможно…

В спальнике тепло, уютно. Кто-то плещется на реке. Кто-то ворчит в зарослях скрипучей каменной берёзы. Что-то где-то шуршит…

- С добрым утром! С бодрым утром! И с хорошим днём!

Сан Саныч напевает и машет руками, вроде утренней зарядки.

Я зарываюсь в спальник.

- Ещё пять минуточек. Чего так рано…

Но сна уже нет. Пахнет дымком. Хочется горячего чая.

- Подъём! – поёт Алексей.

Завтракаем рисовой кашей, сваренной Алексеем, запиваем чаем. Заливаем костёр.

Сан Саныч водит пальцем по карте.

- Пройдём между двух озёр, – комментирует Алексей. – Километров пять придётся идти по гальке. Неудобно, но в обход будет километров сорок. Потеряем целый день. А так всего три часа. Ну?

- Потерпим, – в один голос соглашаемся мы. – Идём между озёрами.

- Зато обещаю вам прекрасные виды: слева снежные вершины и вулканы, справа сопки и зелёные леса. А вечерком искупаемся в горячем источнике. В путь!

Ходили по гальке? Тогда можете представить, каково пришлось нам. Это даже не галька, а валунно-галечно-глыбовые развалы. Со стороны это выглядело примерно так: ковыляют три инвалида, ноги подворачиваются, скользят. Вернее, два: Алексей идёт, будто всю жизнь тут ходил, да ещё рогатиной себе, словно посохом, помогает; а мы не догадались палками обзавестись, вот и мучаемся.

А виды действительно замечательные. Не буду описывать, это надо видеть. К тому же после первого часа пути было уже не до красот.

Обычно пять километров нормального хода занимают час. Мы шли не три, как предполагал Алексей, а все шесть часов. И наконец вышли к песчаной отмели. Немного отдохнув, идём вдоль весело журчащего ручья. Ноги гудят, голова тоже. В полдень пообедали тушёнкой. Алексей позволил нам поспать пару часов. И двинулись дальше.

Склоны сопок окутал горячий туман. Это, конечно, не долина гейзеров, но тоже впечатляет. Особенно когда неожиданно совсем рядом из земли вырывается струя пара, шипя и хлопая на исходе, будто кто-то открыл и закрыл клапан.

Ручей привёл нас к тому самому горячему источнику, который обещал наш проводник.

Источник – большая парящая лужа, кем-то заботливо обложенная камнем поверх глинистых отложений. Метров пятьдесят в диаметре. Рядом скамейка и стол, сколоченные из жердей. Поверхность воды иногда пузырилась, выпуская пар и газ. Пахло кисловатым сероводородом.

- Прошу, господа путешественники! – торжественно пригласил потомок айнов.

Мы разделись и погрузились в блаженное минеральное тепло. Только головы торчат. Усталость как рукой сняло.

Из кустов напротив выскочили два медвежонка. За ними, раскачиваясь массой килограммов в триста, вышла мамаша.


- О! Мишки! – обрадовался Сан Саныч, щурясь близорукими глазами.

- Медведи! – приглядевшись, испуганно вскричал он и собрался бежать.

- Тихо, – сказал Алексей, удерживая его. – Не делайте резких движений, сидите спокойно. Медведи у нас смирные.

Кстати, о медведях. В таком количестве я не видел медведей нигде. Не проходило ни дня нашего двухнедельного перехода от Усть-Большерецка, чтобы нам не встретились косолапые – медведицы с медвежатами или одинокие медведи. Они брели по каким-то своим медвежьим делам, занимались рыбной ловлей, дремали в зарослях низкорослой ольхи и душистого тополя или просто грелись на солнышке, распластавшись на тёплом валуне.

Медвежата с разбегу плюхнулись в воду и стали плескаться на мелководье. А мамаша, завидев нас, принюхивается, присматривается, оценивает. Убедившись, что мы не представляем опасности, успокаивается. Влезает в воду и ложится на мохнатую спину. Греется. Никогда бы не подумал, что придётся принимать ванну вместе с медведицей и медвежатами. А на Камчатке, как потом выяснилось, это обычное дело.

Потихоньку вылезаем. Сероводородную ванну больше пятнадцати минут принимать не рекомендуется. В этот момент медвежата замечают наши незагорелые тела. Могу представить, за кого они нас принимают: либо за морских котиков-альбиносов, либо за лысых тюленей. Любопытство (а эта черта очень развита у косолапых) заставляет их забыть про водные забавы, и, поднимая тучи брызг, они наперегонки мчатся к нам по прибрежной отмели. Мамаша беспокойно фырчит и вылезает из воды.

В десяти метрах от нас медвежата останавливаются. Тот, что покрупнее, всё время кхекает.

- Кхе, кхе, кхе! – Бьёт лапой по воде, вроде пугает нас.

- Друзья! А ведь это Гек, из повести Гайдара. Давайте назовём его Геком! – предлагаю я.

- Возражений нет, – говорит Сан Саныч.

Так медвежонок получил имя Гек.

Второй обнаглел настолько, что подбежал к нам вплотную. Обнюхал сапоги, рюкзаки, пакеты. И всё время издавал странные звуки: чух, чух, чух... Словно чихал. Имя напросилось само – Чук.

Так мы обзавелись новыми камчатскими друзьями – медвежатами Чуком и Геком. С мамашей подружиться даже не пытались: слишком разные весовые категории. Потому и имя ей давать не стали. Наверное, у неё оно уже лет пять как есть – своё, медвежье.

А для нас пусть остаётся Мамашей. Вот так!

Тем временем Чук уселся на землю и состроил такую умильную морду, что растрогал наши огрубевшие сердца. И тут мы совершили большую ошибку.

Сан Саныч достал пачку печенья и положил рядом с медвежонком. К Чуку присоединился Гек, и печенье в мгновенье ока исчезло. Они мотали головами и, не сойти мне с этого места, издавали звуки, какие мы издаём, когда хотим выразить восхищение хозяйке за удавшееся блюдо: мммммм! Гек при этом ещё и поскуливал, выпрашивая добавки.

И тут мы совершили вторую большую ошибку. Вернее, я. С молчаливого согласия товарищей. Достав банку сгущённого молока, я пробил в ней дырку и вылил сгущёнку на плоский камень.

Пока медвежата вылизывали лакомство, которого они никогда раньше не пробовали, мы быстро оделись, взяли рюкзаки и двинулись дальше. Нужно было найти место для ночлега.

Солнце уже скрылось за горами. Со стороны Тихого океана подул тёплый ветер. Юго-восточный муссон принёс влагу. Пора разводить костёр, готовить ужин и забираться в тёплые спальники. Алексей, как я уже говорил, спальников не признавал, предпочитая в сухую погоду спать на кедровых или еловых лапах. Дождливыми либо туманными сырыми ночами укутывался в одеяло и укрывался непромокаемым плащом-накидкой с капюшоном, именуемом в народе «пончо». Истинный потомок древнего народа: айны носили подобные накидки, сшитые из шкур оленей.

- Ночью циклон придёт, – сказал Алексей. – Завтра дождливый день будет.

Остановились на берегу быстрой и шумной речки в небольшом овражке под густой кроной невысокой ивы. Не успели собрать хворост для костра, как услышали жалобное повизгивание. К нашему бивуаку прибежали медвежата. Сидят рядком неподалёку и выражают своё неудовольствие тем, что мы их бросили. А где же Мамаша? Не видно. Слышен только плеск невдалеке: то ли купается, то ли рыбу ловит на ужин.

Пришлось варить полный котелок и делиться гречневой кашей с тушёнкой. Думали, наедятся и уйдут к мамке. Не тут-то было! Наелись и принялись играть. Катится такой мохнатый клубок по рюкзакам, по ногам. Того и гляди с ног собьёт. Или того хуже – в костёр угодит.

Вдруг клубок распался. Медвежата замерли и стали прислушиваться. Глазки-бусинки заблестели искорками от костра. Мы тоже притихли. Послышалось громкое фырканье: это медведица звала своих малышей. Они подхватились и помчались в сгустившиеся сумерки. Даже не попрощались.

Укладываемся спать поближе к костру. Как же хорошо, Господи! Какой же прекрасный мир Ты создал! А мы, как нерадивые дети, всё крушим, ломаем, копаем, мусорим. Реки вспять пускаем, недра опустошаем. Эх! Что говорить, живём, будто у нас ещё три планеты в запасе…

- Алексей, не спишь? – шепчу.

- Нет.

- А вот скажи, это что, типичное поведение медведей на Камчатке?

- Ты о чём?

- Ну, как сегодня: медвежата не боятся, медведи не нападают. Наоборот, медведица спокойно разрешила медвежатам с нами общаться.

Алексей ворочается, ложится на бок. Вижу улыбку в лохматой бороде, хитрющие глаза.

- У моего народа много легенд о том, как айны и ительмены когда-то жили в большой дружбе с медведями. Часто бывало, что старые, больные или раненые медведицы приводили своих медвежат к людям на воспитание. И люди нередко сами подбирали медвежат и растили их, как своих детей. Медведи же умные и сообразительные от природы. И совсем не опасные, если их не дразнить. Они очень обидчивые и почти всегда стараются наказать обидчика.

- Если не устал, расскажи что-нибудь из истории твоего народа.

- И про медведей, – подал голос Сан Саныч.

- Ладно, слушайте. Расскажу о своём предке. Его звали Эмус, что в переводе с айнского значит «меч». Было это лет двести назад. В то время мой предок жил с семьёй на острове Кунашир. Жили айны тихо-мирно, никого не трогали. Занимались охотой, рыбной ловлей. Но как-то высадились на острове японские войска Мацумаэ. Японцы решили колонизировать Кунашир. Айны дали отпор, и очень немногим японцам удалось уйти с острова живыми. Началась война. И хотя айны были искусными воинами, у японцев уже тогда имелись ружья, а у айнов только луки, сабли и пики. Пришлось им бежать на северные острова Курил, а затем и на Камчатку. Так мой предок оказался в этих краях. Поселился недалеко от Курильского озера, построил хижину. Но вскоре какая-то неведомая болезнь поразила жителей посёлка. Чтобы сохранить последнего сына, Эмус ушёл с ним за Желтовскую гору и поселился на Ключевом озере. Они построили хижину и жили охотой, рыбалкой. Ставили капканы на соболя и горностая. В те годы пришли на Камчатку купцы. Хорошо за меха платили. Не деньгами – товарами. Так у Эмуса появилось первое ружьё, кремнёвое, лодка. Раз в полгода приплывали они в посёлок. Сдавали шкуры и брали припасы. Как-то весной к хижине приползла раненая медведица. С медвежатами. Двое их было. Вот как эти.

Алексей замолчал. Сел. Подбросил веток в костёр. Пламя вспыхнуло ярче, осветило лохматое лицо айна. Огоньки заплясали в его глазах, и было в них что-то мистическое, словно отсвет древних костров и тени далёких предков, свершающих обряды.

- Может, чайку? – предложил Алексей.

- Поддерживаю, – согласился Сан Саныч.

Я разлил чай по кружкам. Сидим, прихлёбываем пахучий от трав напиток.

- Так вот, – продолжал Алексей. – Медведица издохла, а Эмусу с сыном пришлось стать воспитателями медвежат. Брата назвали Тау, а сестру Эна. Нужно было заботиться о них и учить выживать в тайге. Поначалу кормили кашей и варёной рыбой. Но постепенно научили их самостоятельно находить пропитание: ягоды, корешки, грибы. Причём самое трудное было – научить отличать съедобные от несъедобных. Однажды Тау наелся ядовитых грибов и чуть не помер. Эмус неделю выхаживал его, ходил за ним как за ребёнком. Когда Тау поправился, Эмус ползал с медвежатами по поляне, жевал съедобные грибы и морщился и корчился, показывая им ядовитые. Что было делать, как объяснить, если не собственным примером.

Алексей улыбнулся и ненадолго задумался.

- Понятно, что медвежата привязались к нему, словно он и был их мамой. У айнов есть непреложный закон: если берёшь медвежонка на воспитание, расти его как члена семьи. Если он должен вернуться в тайгу, никаких нежностей, – должен вырасти диким медведем. Так и поступал мой предок: старался, чтобы медвежата как можно меньше зависели от людей. Но внушить им, что человек может быть опасным, он не мог. Когда в начале осени Эмус отправился на катере в посёлок за припасами, медвежата бросились в воду и плыли до тех пор, пока он не взял их с собой. Можете себе представить, какой переполох поднялся в посёлке, когда к берегу подошёл катер с двумя хоть и маленькими, но медведями. Собаки сбежались со всего посёлка и словно с цепи сорвались – лай и визг оглашал всю округу. В целях безопасности Эмус не стал причаливать и оставил катер с медвежатами недалеко от берега, перебравшись в лодку знакомого рыбака.

Так два года растил и обучал медвежат Эмус. Даже научившись самостоятельно жить в тайге, Тау и Эна надолго не покидали хижину Эмуса и нередко сидели на берегу в ожидании его катера.

Алексей замолчал и улёгся на спину.

- Да, – протянул Сан Саныч, – занятная история. И чем же всё закончилось?

- В те годы появились в этих краях плохие охотники. Они убивали медведей ради шкуры. Мода такая пошла в богатых домах – непременно чтобы медвежья или тигровая шкура валялась у камина. На третий год Тау уже был большим медведем. Но по-прежнему доверял людям. Вот и вышел к таким охотникам. И у какого-нибудь камина появилась ещё одна медвежья шкура.

- А Эна?

- Эну ранили. Она спряталась в пещере. Эмус нашёл её и целый год выхаживал. После этого она превратилась в настоящую дикую медведицу и обходила людей стороной. Последний раз Эмус видел её на пятую весну с двумя медвежатами. Она увела их в глухие места.

- Да, – повторил Сан Саныч. – Написал бы книжку, а, Алексей?

Алексей улыбнулся.

- Хм! Чукча не писатель, чукча читатель. Вот и айны: умеют рассказывать сказки, легенды, былины, но нет у них ни одного писателя. Ладно, давайте спать. На рассвете пойдёт дождь, будет не до сна.

Потрескивали сучья в догорающем костре, шуршали заросли лабазника, журчал ручей, хохотал филин. Глаза слипались, мысли вязли…

Спим. Ветер с ивой шепчется о чём-то своём, камчатском.

Открываю глаза. Лицо мокрое от моросящего дождя. Зато умываться не надо.

Вокруг всё в серых тонах: горизонт, небо, горы, лес. Вылезаю из спальника. Неохота, но что делать: не надо было столько чая на ночь пить.

Смотрю на пригорок… сидят! Чук и Гек. Скукожились, мокрая шерсть клоками. Видно, давно ждут, когда начнётся завтрак.

- Вы посмотрите, а! – возмущаюсь я.

- Ты о чём? – спрашивает из-под капюшона Алексей.

- Уже сидят, ждут завтрака. Ну Мамаша. Нашла детский сад. Сбагрила детей на попечение трёх мужиков и в ус не дует! Лежит где-нибудь под елью и дрыхнет.

- Плохо ты медведиц знаешь: сидит где-нибудь на высокой ели и за нами наблюдает. Не дай бог её медвежат обидеть.

- А я вот сейчас пойду и всё ей прямо в глаза скажу. Мамаша такая-сякая…

- Поди-поди, – подаёт голос Сан Саныч. – Любопытно будет посмотреть .

Они смеются.

Костерок горит, котелок варит. Алексей вбухал в овсяную кашу две банки сгущёнки и остатки изюма.

Чук и Гек получили по полной миске каши. Миски наши. А нам пришлось скрести остатки из общего котелка.

- Ещё пара дней, и нам придётся питаться корешками, – замечаю я.

- Ну что ты брюзжишь! – говорит Алексей. – Рыбы наловим, куропатку добудем. По дороге зайдём в посёлок Паужетка, затоваримся.

- Ладно. Будем считать, что мы их усыновили. Лишь бы Мамаша не была против.

Не знаю почему, но главной нянькой медвежата выбрали именно меня. После сытного завтрака они в качестве благодарности старались облизать мне руки, забраться на колени и поцеловать. При этом громко чухали и гекали, выражая удовольствие.

Когда мы стали собираться в путь, укладывая вещи в рюкзаки и тщательно заматывая целлофановой плёнкой от влаги, медвежата решили, что это игра. Первым пострадал рюкзак Сан Саныча: Чук и Гек в две секунды справились с плёнкой, разорвали, размотали и принялись носиться с длинными кусками, путаясь и запутывая наши ноги. Сан Саныч пробовал бегать за ними, но это ещё больше раззадорило медвежат. Алексей успел закинуть за плечи свой рюкзак, но тут Чук с разбегу запрыгнул ему на спину и повалил на землю. Я быстро повесил свой на сук ивы и прикрикнул на чересчур расшалившихся малышей. И удивительно! Они притихли, уселись рядом со мной и виновато опустили головы. Ну совсем как мальчишки.

Приводим в порядок вещи и рюкзаки, выступаем в поход.

Медвежата не отстают. То забегают вперёд и ждут нас, то бегут к Мамаше и что-то наперебой рассказывают внимательно слушающей медведице.

Выходим на обширные луга, покрытые разнотравьем. В низинах болото блестит блюдцами стоячей воды. Небольшие рощицы причудливо переплетённых ветвей кедрового стланика и малиновые заросли укутали окрестные холмы.

Дождь стих. Зато усилился ветер. Это хорошо. Подсушит густую траву – по мокрой идти тяжело. Медвежата заметно устали. Забегут вперёд, усядутся, языки высунут и смотрят грустными глазами, прося остановиться на отдых. Наконец мы сдались.

- Привал полчаса, – объявил Алексей.

Не успел я снять рюкзак и присесть на кочку, как Гек влез ко мне на колени и свернулся калачиком. А Чук улёгся у ног.

Я тихонько запустил пальцы в медвежью шерсть. Она оказалась удивительно мягкой на ощупь. Я впервые гладил медвежонка; скажу без преувеличения – приятно. Понравилось и Геку. Он почти как кошка не то замурлыкал, не то заурчал. Чуку стало завидно. Исцарапав мне ноги, рыча и сопя от усердия, он взобрался ко мне, потеснив брата. Пришлось гладить и его.

- Ну всё, – сказал Алексей, – придётся тебе оставаться и жениться на медведице.

Сан Саныч засмеялся:

- Кто бы мог подумать, что буквально за два дня медведи могут так привязаться к человеку. Скажи, Алексей, а для них это не опасно?

- Ты о чём?

- Не будут бояться человека, а люди бывают разные, встречаются и браконьеры. Пример твоего предка с Тау показателен.

- На территории заповедника охота запрещена. Конечно, некоторый риск есть, может попасться особо трусливый турист, напугает медвежат. Но, во-первых, это будет на благо: медведи перестанут доверять людям, а во-вторых, трус, как известно, в поход не ходит. Однако пора в путь!

Было жаль тревожить задремавших малышей, но долго сидеть мы не можем. Прохождение маршрута разработано с учётом определённого времени, а мы и так слегка выбились из графика.

Едва мы тронулись в путь, как медвежата точно по команде встали на задние лапы и закрутили носами, а в следующий миг, прижав ушки и хвостики, с визгом кинулись к Мамаше. Медведица тоже поднялась на задние лапы и громко фыркнула в сторону ближайшей рощицы. Вкоре всё стало ясно: из рощицы показался огромный медведь и, встав на задние лапы, зарычал на всю округу. Предупреждает: это его территория и он не потерпит вторжения чужаков.

- Вот и всё, – сказал Алексей. – Теперь Мамаша уведёт своих детёнышей обратно, на свои земли.

- Могли бы и попрощаться, – вздохнул я.

Было немного грустно, что нам пришлось так внезапно расстаться и остаток маршрута мы пройдём без наших забавных попутчиков.

Наше путешествие благополучно завершилось на самой южной точке Камчатского полуострова – мысе Лопатка. Впереди нас ждало посещение ещё двух островов: Шумшу и Парамушир. Но об этом в следующий раз.

Вечерами я часто вспоминаю Чука и Гека. Сейчас им полтора года. Где-то они бродят теперь с Мамашей по прекрасному камчатскому краю… Интересно, а они меня помнят?..


Электронные пампасы © 2019
Яндекс.Метрика