Тот на море не бывал…
На Валдае не бывал? Значит, моря не видал! Так сказала бабушка Никите. И вслед за своим последним словом, отправила внука на озеро Селигер к семейно близким сестрам. Там для Никиты зазвучали другие слова. Какие? Родственников приветствия, а за ними последовали незамедлительные разнообразные приключения бабушкиного внука на рыбалке.
Никаких сомнений: есть на Валдайской возвышенности озеро. Большое, словно море. А то, что все вокруг называли его Селигером, с какой стати сомневаться? С утра до вечера шли разговоры:
– Не ходи на Селигер один! Ой, не вздумай забираться очень далеко! Бабушка в Москве волнуется, спрашивает каждый день: не слишком ли далеко внук заплывает на лодке?
– Селигер, он приметно великий. Ты, Никита, наоборот – без всяких сомнений – не шибко большой. В шестой класс перешел. Всего-то!
– Поэтому бабушке не хочется, чтобы шестиклассник забирался очень далеко в Селигер. В море валдайское.
Никита слушал, слушал – в пересказах родственников – бабушкины из Москвы наставления. Чувства его расстроились, сознание затуманилось. И сквозь туман неясных размышлений пришло ясное понимание: слов для него сочинили много. Пескарика же ни одного пока что не довелось увидеть. А это непорядок, коль на озере полный порядок. Насчет пескариков.
Взял удочку, пошел на берег Селигера. На прощание сказал:
– Ничего со мной не случится! Умею плавать. Вот, что должны знать. Все поблизости и вдали! Без исключения!
Сообщение пошло незамедлительно в столицу, а бабушкин решительный внук пошагал ловить рыбу. Пусть сердитый, зато очень даже способный. И – умелый. Во всяком случае, он так считал.
Как пришел на берег, так сразу и сообразил: город Осташков находится не где-нибудь. А вот тут – в излучине залива. Если сказать, что он некрасивый, то попробуйте сказать – немедленно в голове щелкнет.
Потому что он… забудьте слово «некрасивый». По той простой причине, что он нормальный. Небольшой. Уютный, и есть в нем замечательная пристань, от которой уходят в плавание по Селигеру замечательно уютные катера.
Желаете плыть – плывите, куда хотите. Хоть к деревням на берегу, хоть к дальним дачам. А Никита будет ловить здесь рыбу. И всё! Причина нелишняя: очень нужно поймать пескарика.
Сердитый был с утра Никита или не очень сердитый, но ведь не в этом дело. Оно как раз в том, что к вечеру у бабушкиного внука настроение стало замечательным.
Поймал рыбку?
Подождите! Об этом разговор еще будет.
Вечером он решил прогуляться. А когда пришел, оставив удочку дома, когда пришел на берег и сел на песок, ведь не мог он не залюбоваться алым закатом. Сидел, восторженно смотрел по сторонам. С удовольствием слушал шуршанье волн, накатывающихся на песок.
Ой, братцы! Ох, бабушка! Всё вокруг…это же непомерная… уютная красота. Такое неописуемое зрелище, что просто голова идет кругом. Головокружительным был этот час на озере. Именно так и не иначе.
Второй вечер наступил – опять побежал Никита на берег.
И что понял?
Как раз это – если дождаться темноты, то откроется перед тобой великолепная картина. Спокойна гладь озера. Тишина, и в отдалении, в городе, горят электрические огни. Над головой тоже кое-что светится. Там – яркая луна. Смотришь и думаешь: лишь бы черные тучи не закрыли близкое небо и все волшебно-светящиеся окрестности.
Уж кто-кто, а бабушка должна понять Никиту. Просто обязана, потому что знает всё про здешние озерные дали.
Утром бабушкиному внуку сказали:
– Лодку для рыбалки брать не стоит. Лучше в этот ранний час навестить полузатонувшую баржу. С нее ловить плотвичек – самое распрекрасное дело! Или они тебя не интересуют?
– Дела? Распрекрасные? Еще как интересуют.
Однако добычные дела не случились. Говорят, утро было не вот тебе достаточно ранним. Ладно, дождался другого дня. Встал пораньше – в пять часов, как раз тогда, когда заскользили по озеру лучики приветного солнца.
Сгреб снасти, встал на крылечке и задумался: нужны свежие червячки? Кажется, без них никак нельзя. Без них – без свежих – не поторопятся случаться дела на барже.
Где взять наживку? Такую, чтоб плотвичка сообразила: свежачок сгодится, и его требуется незамедлительно клюнуть? Пошел Никита куда-то прямо. Не зная куда – все ведь вокруг спокойно спят! Забрел за сарай, огляделся. Всё правильно: как раз тут водятся все лопаты. Выбирай любую! Наверное, за сараями лопаты наблюдаются всегда.
А наживки здесь не было. Копай сколько хочешь – свежая давно уползла в более подходящее место. Где находится оно? Такое, чтоб не один сухой песок был, а еще что-нибудь, более съедобное для привередливых дождевых червяков?
Когда утренние минуты уходят, плотва начинает скучать и разбегаться по разным омуточкам. Надо поспешать, Никита, верно? Вот он поспешно закрутил головой и понял: пора идти к каменной плите возле крыльца, поднять ее.
Мысль оказалась на удивление верная. Наживка не то, чтобы старательно ждала рыбака, но совершенно точно, что ее хватало для неотложных дел возле старой, ни на что более не годной баржи.
Привет, червячки! У вас тут всё распрекрасно, однако полезно думать также о голодной рыбе. Раз она отсутствием аппетита не страдает, то и пусть старается, клюет: у бабушкиных родственников тоже хороший аппетит. Значит, что?
Все на озере Селигер должны уважать друг друга. Никита имеет право положить наживку в банку и топать не куда-нибудь, а как раз к плотве. К той, что уважает ржавую полузатопленную баржу.
Уф, как трудно уважать друг друга! С каменной плитой и лопатищей так натрудишься, что…
– Всё! – сказал Никита. – Я уже на борту корабля!
Пошел спорым шагом как раз туда – к рыбам, что надеялись с утра пораньше и наживку с крючка сорвать, и на сковородку не попасть.
И как он расположился на месте? Будьте уверены, постарался не оплошать. Понимал, что подходящий выход к воде – штука непростая и, даже можно сказать, из ряда вон капитальная. И наживку туда поднеси, и длинную удочку с леской, и ведро для улова, и стул.
Без него – брезентового, послушно складного, с алюминиевыми гнутыми трубками вместо ножек – ответственной, очень удачливой рыбалки не получится.
Никита стул поставил, забросил снасть. Сидит ждет поклевки.
С утра сидит на озере
Любитель-рыболов,
Сидит, мурлычет песенку,
А песенка без слов.
Если кто-нибудь полагает, что именно так всё происходило, то пусть не заблуждается. Песен Агнии Барто, никаких песен Никита не пел. Таких, чтоб «тру-ля-ля… и тру-ля-ля». Потому что к делу он подходил серьезно. Как ко всему происходящему: к поиску лопаты, к поимке привередливых червяков, к шаганью в подходящее место и подходу к воде. У него всё было по науке. Как в толстом справочнике любителя-рыболова.
Вот он поставил стул. Забросил снасть. Сел на мягкое, но очень прочное брезентовое полотно … и вернулся домой в полдень, без единой рыбешки. Странно все-таки, с чего им быть слишком умными насчет рыболовного крючка? Такими, чтоб споро уплывать от заманчиво свежих червячков каменной плиты?
Никита доложил родственникам:
– Хочу сказать честно.
– Честно, как все рыбаки?
– Нет, просто честно.
Они – ему:
– Ого! Тогда нам интересно очень.
Никита погрустнел. Помолчал, поскольку грустных чувств, у него было очень много. Потом заявил:
– Решил больше не ходить к барже. Не такой уж я на воде новичок. Чтобы вот так ходить туда-сюда. И оставаться без всякого улова. С пустым ведром оставаться.
На следующий день… ну, как здесь, на Селигере, удержаться!? Как не пойти куда-нибудь… поближе к старой барже?! С у дочкой, ведром и брезентовым складным стулом?!
С утра пораньше очутился на прежнем месте. Крючки принес новые. Червячки были старые, поскольку им в железной банке с огородным черноземом и мелкой свежей травой очень понравилось – они растолстели, оказались на удивление способными.
Поплавок у Никиты вначале потихоньку покачивался на мелких волнах. Потом весь – с красным колпачком – погрузился в озерную воду подле баржи.
Бабушкин внук подскочил от радости? Потому что наконец клюнуло?
Всё случилось не так. Он, конечно, вскочил со стула. И воскликнул:
– Ого! Крупная рыба клюнула! Поплавок напрочь исчез! Теперь леску утягивает!
Вскочить – вскочил. Обрадоваться не успел: дернул удочку, а на крючке – большущий пук водорослей. Чего уж тут радоваться? Улов, хоть огромный, однако исключительно безрадостный.
Только и оставалось, что огорчиться. Ладно, не на такого здесь напали, чтобы стоял и тысячу лет огорчался. Никита быстренько полез в банку за новой наживкой, и опять поплавок заплясал на поверхности славного озера Селигер, очень рыбного и большого. Такого, что – всем озерам на зависть.
Клюнуло? Это как полагается. Подсекать? Никаких не может быть сомнений.
И сразу – чередой восторженные мысли: "Килограммовый судак на крючке! Огромная щука! А может, толстобокий сазан или солидный окунь?"
Озеро глубокое,
Удачным будет лов.
Сейчас поймает окуня
Любитель-рыболов.
Если Никита не запел, то кое-что похожее пронеслось в голове.
Добыча плескалась, усердно разводила волнистые круги, потом, видимо, ей наскучило сидеть на крючке. Шлепнула покрепче хвостом и пошла отдыхать в свой любимый омут.
В конце концов, дело сделано: червячок проглочен. А сидеть на капроновой леске – пусть другие водят кругами леску, отдыхают на крючке. Которые не такие умные… пусть они жарятся на сковородке.
И пошел Никита домой с пустым ведром, брезентовым стулом и справочником рыболова-любителя. Будет по новой читать книжку. И – потом набираться опыта. Иначе нельзя. Без труда, что называется, не вытащишь рыбку из пруда.
Постараешься, и тогда…
Не может быть, чтобы не приключился улов. Вон здесь какие зори на большущем озере – сногсшибательно красивые, великолепно размашистые. И воды вокруг столько…
Да, Никита… он, конечно, придет тот день. Придет время, когда ведро наполнится хоть плотвой, хоть щуками. Но это будет уже другая история.
