Обожаю хоккей. Осенью только и жду, когда же зима, чтоб на корте гулять, а не во дворе между лужами. Хорошо, что зима у нас уже в осенние каникулы наступает. Ну, точнее, становится так холодно, что можно каток заливать.
      Настоящая зима - с высокими сугробами, со скрипучим снегом под валенками, конечно, ближе к декабрю приходит.
      Правда, в прошлом году мы устали заморозков ждать. Ждали-ждали, все каникулы почти прождали. С досады мы с Савкой, братом моим младшим, вообще гулять отказывались, а взрослые всё равно нас на улицу каждый день гнали - идите погуляйте да идите погуляйте...
      В предпоследний день каникул, тёмным холодным вечером, мама в очередной раз сделала попытку вытащить нас на прогулку. Мы с братом, конечно, заныли, что не хотим. Дома светло, тепло, у нас игра вовсю идёт - в пиратов! А на улице - темнотища, холодно и скучно. На детской площадке наверняка никого... Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а мы - гулять?
      Мама ворчит:
      - И так весь день дома просидели. А ну марш перед сном на свежий воздух!
      С мамой не поспоришь. То есть поспоришь, конечно, но себе дороже.
      И мы поспорили немного, а потом я случайно глянул в окно, а там - снег!!! Выпал потихоньку, а мы и не заметили... Лежит на крыше университета, не тает, празднично светится в синих сумерках.
      Я обрадовался. У Савки тоже глаза загорелись.
      - Пойду, пойду погулять, - говорит он и головой кивает сам себе, будто сам с собой договаривается. Потом как закричит, радостно так: - Совок возьмём, да?
      Пс-с! Совок! Вспомнил, надо же. Хотя...
      - А мне - лопату! - кричу я маме.
      - Ну да, - говорит мама, - чтоб вы всю прогулку с рёвом их делили?
      Вообще-то я с Савкой лопатой делиться и не собирался. Ну да ладно...
      - Шапки зимние надевайте, - командует мама весёлым голосом.
      А я, как шапку свою зимнюю надел, сразу прошлую зиму вспомнил. Наш корт, коньки, шайбы-клюшки. Эх, если б мы прямо сейчас пошли кататься, вот здорово было бы!
      - Давайте пойдём на корт, - говорю. - Вдруг его уже залили?
      Мама хмыкнула скептически, но согласилась. Правда, тут же об этом пожалела, потому что следующие двадцать минут мы провели в спорах - брать с собой коньки или не брать. Сошлись на том, что, если лёд уже есть, вернёмся домой за коньками - и снова на корт. Кататься!!!
      Вышли во двор - темно, грязно... Корт от нас через две дороги, в другом дворе. Не успели мы вторую дорогу перейти, я стал прислушиваться - не щёлкают ли шайбы.
      Но было тихо.
      - Фонари над кортом горят, может, и есть там кто-нибудь, - предположила мама.
      И точно, кто-то там маячил. Только сквозь ветки деревьев, что вокруг корта растут, непонятно было кто. Да ещё сетка мешала разглядеть как следует. Ну та, которая не даёт шайбам за борт вылетать. Правда, они всё равно, даже через сетку, летят - и прямиком в сугроб. А если улетела - прощай, шайба! Ни за что её потом не найти, хотя мы всё равно каждый раз бегаем и ищем: по сугробам в коньках ковыляем и клюшками снег роем. Только всё без толку!
      И, главное, непонятно, куда эти шайбы весной, когда сугроб растает, деваются. Растворяются, наверное, в той воде, которая из снега получилась. В городе ведь снег грязный - в нём всякая химия, так бабушка говорит. Савка не очень верит и всё равно снег лижет потихоньку. А я верю - я однажды белого-белого, чистого-чистого, только что выпавшего снега собрал, в баночку сложил и домой отнёс. Снег в тепле растаял, а вода из него получилась - му-утная! Я такую пить ни за что не стал бы. Ну если только в пустыне. Там, наверное бы, выпил, если б другой не было.
      - Там какой-то хоккеист! - это Савка как заорёт мне в ухо. И мы с ним бегом побежали.
      Он по дороге два раза в грязь упал, а я - ни разу.
      Примчались, смотрим - это не хоккеист вовсе! Это Юрий Григорьич - он у нас главный человек на корте - ходит со шлангом и лёд заливает.
      Ура!!! Фонари горят, лёд блестит - здорово! Савка скорее на корт выскочил. Я - за ним.
      - Бежим за коньками! - кричу я Савке. - Без коньков скользко!
      - Ура! Скользко! - вопит он и тут же падает. На меня. Потому что я уже на льду лежу. Или подо мной не лёд, а незастывшая лужа?
      Тут мама подоспела - Савку за воротник подняла и с корта вывела. Я сам вышел. Полный надежд.
      Но мама сказала:
      - Нет! Лёд ещё не готов. Разве не видно?
      Юрий Григорьич нас заметил и вместе со шлангом поближе подошёл. Поздоровались мы с ним. Я, конечно, тут же спросил, нельзя ли нам сегодня покататься... где-нибудь через полчасика, когда всё застынет. А мы пока за коньками сходим.
      Он глядит на нас, улыбается. Потом спрашивает:
      - Вы в хоккей на льду играть хотите или на траве?
      - На льду, - отвечаем мы хором.
      - Ну, если вас хоккей на льду интересует, - разводит руками Юрий Григорьич, - тогда в другой день приходите, не готов ещё лёд.
      На корте действительно кое-где сухая трава из ямок торчит... И лёд, он правда пока не очень хороший - неровный, мокрый, шершавый, с наплывами и ямами. Каток ведь в несколько слоёв заливают.
      Делать нечего. Мы домой повернули.
      На другой день снег на крыше растаял. И хотя на улице всё равно было холодно, на каток мы не пошли, некогда было - нас к бабушке отправили. На целый день, погостить. А когда мама нас вечером домой забирала, мы встретили на улице взрослого парня со сноубордом под мышкой.
      - Странно, - заметил я, - где ж это он кататься собирается? Снега-то нет. Растаял...
      Мама улыбается.
      - Он, наверное, такой же сноубордист, как вы хоккеисты.
      - Какие это мы хоккеисты? - насторожился Савка. И вдруг просиял: - А! Понял! Травяные, что ли?
      Мы засмеялись. Вечно этот Савка всё путает.
      - Да нет, не травяные...
      - А какие тогда? - канючит Савка.
      Мне тоже стало интересно:
      - Нет, правда, мам, какие мы такие хоккеисты?
      - Не-тер-пе-ли-вые!

      Ритмика - предмет особый. На этом уроке так и хочется пошалить. И мы иногда балуемся, хихикаем, толкаемся и всё такое... Поэтому за уроки ритмики нам, бывает, ставят двойки.
      Однажды я тоже пару схлопотал. Я в тот день, как назло, ещё и чешки дома забыл. Пришлось в сандалиях на урок идти. А у сандалий - застёжки дурацкие, металлические, я с ними никогда справиться не мог, всё время они у меня расстёгивались! Поэтому, когда я начал танцевать, застёжки в такт музыке брякать стали. Ну, звенеть то есть. Вот именно - звенеть. И звон был приятный. Мелодичный звон получался! Только Елене Станиславовне мой звон совсем не понравился. Она, видимо, в тот день была не в духе. Наверное, мы шалили весь урок слишком сильно, а танцевали плохо... И она сказала мне довольно сердито:
      - А сейчас мистер Бубенчик выйдет из зала.
      Все засмеялись. Пришлось выйти и болтаться в коридоре, то и дело вздрагивая: вдруг завуч мимо пойдёт. С завучем пронесло, а с двойкой - нет. Когда после урока Елена Станиславовна мне торжественно дневник вручила, в нём была она, моя первая жирная двойка. По ритмике.
      Мама, узнав, что у меня по ритмике два, очень удивилась.
      - Как это можно по ритмике два получить? А? Нет, ну скажи мне - как надо постараться, чтоб на два станцевать?
      Ну нельзя же быть такой наивной, в её-то возрасте! Пришлось объяснять, что двойка - за поведение, а не за танцевание. Я видел, что мама расстроилась, - ведь это была моя первая в жизни двойка, поэтому сначала попытался её успокоить, тем более что с танцами у меня вообще-то всё нормально. Я нормально танцую! Правда, вальс и полька у меня на троечку, зато танец казачок отлично выходит. Там всё время прыгать нужно, а прыгать я люблю.
      Когда же мама достаточно успокоилась, я ей на Елену Станиславовну пожаловался - чего она обзывается. Двойки двойками, а чтоб меня обзывали, я не согласен.
      Но мама моё негодование не разделила. Напротив. Она как услышала, что меня мистером Бубенчиком назвали, как давай хохотать! Пять, говорит, вашей Елене Станиславовне! За развитие речи...
      А я не на шутку разозлился, честное слово. Мне это ну очень обидным показалось.
      А мама всё смеётся, про двойку и думать забыла, побежала папе про мистера Бубенчика рассказывать...
      Я ушёл к себе в угол - дуться.
      Сидел, сидел. О жизни думал. Об обзывательствах. Об именах человеческих... И вдруг вспомнил, как учился кататься на мини-лыжах. Когда я падал - а падал я всё время, - мама меня лыжником Брякиным называла. "Опять брякнулся! - говорила она смеясь и тянула за капюшон кверху. - Вставай, лыжник Брякин. Лыжня зовёт!"
      И ведь я нисколько не обижался!
      Кататься я очень быстро научился, но долго ещё в шутку сам себя лыжником Брякиным звал. Отчего ж не пошутить, когда знаешь, что ты почти уже профи. Ну, в смысле - нормально катаешься и перед ребятами постарше, которые ещё не научились, красуешься.
      Да, признался я сам себе, если бы ты так же хорошо плясал вальс и польку, как на лыжах гоняешь, то, наверное, на мистера Бубенчика не обиделся бы. И я перестал дуться и вышел из угла.
      Будь ты хоть Бубенчик, хоть лыжник Брякин, а всю жизнь в углу не просидишь!

      - Надо что-то делать! - сказала мама.
      - О! Давай! - обрадовался Савка. Он готов на многое - и на каток пойти, и просто с горки покататься, и в магазин, за пряниками - тоже готов.
      - Определённо надо что-то предпринять... - повторяет мама. - Нет, вы только посмотрите! - говорит она, оглядывая прохожих. - Везде одно и то же...
      Смотрим мы - ничего такого вокруг не происходит. Впереди нас бабушка с внучкой идёт. Внучка за сумку тяжеленную уцепилась - видно, нести помогает. Молодец девчонка. А у бабушки вид усталый, и она всё приговаривает:
      - Деточка, не тяни сумку вниз...
      Обогнали мы бабушку с внучкой, а навстречу нам мальчик - вроде Савы. С мамой идёт на площадку детскую гулять. Без мамы он бы не дошёл, это точно. Потому что он кверху лицом идёт: назад откинулся, голову задрал и в небо смотрит. Там в небе - реактивный самолёт летит, как тут не заглядеться... А маме его в небо смотреть нельзя: она за двоих под ноги смотрит, и сына своего, будущего лётчика, за руку тянет. Молча. Вперёд и вперёд.
      Идём мы дальше. Я маму за одну руку держу, Савка - за другую. Вдруг она останавливается, руки свои из наших рук выдирает, перчатки снимает и говорит:
      - Нет, так больше продолжаться не может! Ну почему дети на родителях виснут? Виснуть надо на кольцах. На турниках! На шведских стенках!!! - И перчатками своими у нас перед носами трясёт. Я даже испугался. На дуэль нас вызвать хочет, что ли? С чего бы это... А мама не унимается: - У меня из-за вас новые перчатки испортились - дорогие, кожаные... Мне в магазине обещали, что они форму моей руки примут через несколько дней после покупки. А это что такое? - И снова перчатки нам свои показывает. - Что же, по-вашему, у меня рука такой формы?
      - Нет, мама, - успокаиваю я её, - эти перчатки на человеческие руки вообще не похожи. Они на клешни похожи.
      - На морских звёзд! - говорит Савка. Он знает, о чём говорит, он недавно в океанариум ходил.
      - Очень романтично! - нисколько не радуется мама таким прекрасным сравнениям. - На селёдочные хвосты они теперь похожи! - говорит она с досадой и перчатки свои поскорее натягивает, потому что холодно и ветер сильный. - А всё почему? Вы их с моей руки мокрыми варежками вниз стягиваете. Будто вы не дети, а сумки хозяйственные...
      Ах вот она о чём! Как я сразу-то не догадался...
      Я задумался. Всю дорогу думал, как же маме помочь. И придумал, не сомневайтесь. Я ей вот что сказал, когда мы уже домой возвращались:
      - Мама. Ну их, эти перчатки. Ты варежки носи. В них, кстати, гораздо теплее.
      По-моему, отличное решение!

[в пампасы]