Бабушка Зоя

Бабушка моя, Зоя Александровна Лысова, родилась 30 сентября 1941 года в деревне Вертьяново Дивеевского района. Деревеньку в одну улицу Вертьяново и село Дивеево разделяла речушка Вичкинза, вернее, мост, что лежал через реку. Давно уже нет этой деревеньки, что словно деревце к дереву приросла к огромному селу и носит новое название – Дивеево. Но местные до сих пор кличут жителей той стороны вертьяновскими.

Каждый раз при воспоминании о далёком детстве тёплая радость, словно маленький огонёк лампадки, согревает душу, – будь то школьные будни, мальчишеские проделки или ночёвки у бабушки Зои. Столько времени прошло, а помнится, будто всё это было вчера.

Мне лет восемь, сестрёнке Валюше годиков шесть. Зимой в каникулы бабушка частенько брала нас к себе ночевать, чтобы родители могли отдохнуть от нас, сорванцов. Бабушкина квартира находилась на первом этаже старого двухэтажного дома. Это уже после она получит уютную однокомнатную квартиру со всеми удобствами, а до весны 2002 года проживала в негодном доме. Окна первого этажа уходили в землю и, находясь в квартире, было забавно смотреть в них: вроде бы и огород, и кусты малины, и крапива за стеклом, и в то же время виднеется земля. Летом, когда не топилась печь, в квартире было холодно и сыро. По ночам со скрипом отклеивались от холодной штукатурки обои – казалось, того гляди, вместе с ними рухнут и стены. Сама квартира была двухкомнатной. До пяти лет, пока матери не дали отдельное жильё, мы с родителями жили в одной из комнат. Как только мы переехали, бабушка перебралась в нашу комнату, – она была больше, светлее и теплее. Другую же со временем завалили старыми вещами. Отчего-то так повелось у нашего народа: вроде бы вещь уже и ненужная, а выбросить жалко. Словно память сжимает сердце – пусть хранится, хлеба не просит, может, когда-нибудь да сгодится.

Вот эту самую комнату я и любил навещать, когда гостил у бабушки. Чего там только не было: старые книги, журналы, открытки, письма, сломанные часы, разобранное радио и телевизор, игрушки, среди которых была и мамина детская кукла. Кукла давно почернела от старости, рот был разрезан ножницами (это мама, будучи девочкой, подправила резиновой кукле ротик, чтобы та могла кушать кашу). Мама давно окончила школу, отучилась в Горьковском училище на швею, вышла замуж, родила меня и сестрёнку, а кукла по-прежнему ютилась среди старых коробок, как бы дожидаясь своей участи: вдруг всё-таки ещё поиграют.

Посмотрев на чёрно-белых Степашку и Хрюшу по телевизору «Рекорд», мы начинали готовиться ко сну. Я знал, что сразу мы не уснём: в освещённой луной комнате, лёжа в постели, как обычно, заведём беседу. Бабушка расскажет какую-нибудь сказку, а может, и не одну. Бабушка Зоя много знала сказок. Расскажет одну, а если не засыпаем, начинает другую. В основном это были одни и те же сказки: «Красная шапочка», «Гуси-лебеди», «Снежная королева»... Я знал назубок каждую из этих историй, и они уже казались мне скучными. Поэтому мы с бабушкой пробовали придумывать новые сюжеты по старым сказкам. Получалось забавно. В нашей истории Красная шапочка несла бабушке не пироги в корзинке, а колобка, и на пути ей повстречался не серый волк, а Змей Горыныч. Скоро и эти выдумки надоели: придумаем историю, а конец подобрать не можем, и кажется, что нет нашей сказке ни конца, ни начала.

В комнате тихо играло радио (радио у бабушки никогда не выключалось и жило своей жизнью), в печи, потрескивая, догорали поленья, а за ледяным окном, тяжко завывая, свирепствовала вьюга.

- Ну вот что, давай-ка спать, – говорит бабушка, поправляя сестрёнке одеяло. – Валюша уже седьмой сон видит, а ты всё никак не угомонишься.

- Не спится. – Я поворачиваюсь на левый бок и в темноте поглядываю на неё. – А расскажи про Марью-колдунью.

- Нашёл время о колдунах говорить. Кто же по ночам о них вспоминает? – Бабушка, покашляв, затихает.

Откинув одеяло к ногам, я слушаю, как позади меня, в печи, всё слабее и слабее потрескивают, умирают поленья.

- А правда, что колдуны могут в кошек оборачиваться? – спрашиваю я вполголоса.

- Могут, – доносится слабый бабушкин голос.

- И в собаку смогут? – не унимаюсь я.

- А чего бы и нет… Они в кого угодно могут. Вот взять ту же Марью, к примеру...

- А что она?

- Снова не уснёшь, бояться будешь.

- Не буду, – храбрюсь я.

Спать и правда не хотелось, а послушать историю про колдунью, что жила когда-то в Вертьянове, было страх как интересно.

- Идём мы как-то с девчатами из клуба. Разговариваем, смеёмся. Танцы закончились, а расходиться не хочется. Вдруг видим, за нами по дороге бревно огромное катится. Мы шаг прибавим, и оно за нами следом быстрее, мы остановимся, и бревно стоит. Испугались мы и бросились бежать не помня себя. А навстречу брат мой Юрка с ребятами идёт. Мы к ним: так, мол, и так, бревно за нами катится. Те в смех. А кто-то из ребят и говорит: «Это вас Марья попугать решила».

- В бревно превратилась?

- Да в кого она только не превращалась: то лошадью по деревне промчится , то свиньёй разгуливает. Как-то тётя рассказывала: сидит в избе днём, чай с баранками пьёт, глядь во двор – а там коза на поленнице сидит, в окно уставилась. Тётя говорит ей: «Чего ты, Марья, балуешься? Что тебе всё неймётся?» Та посмотрела-посмотрела и ушла долой.

- И что, все знали, что она колдунья?

- Деревня маленькая, все про всех знали. Да и сама по себе она была не злой, только иной раз похулиганить любила. Умирала, правда, тяжело, долго мучилась. Всё просила воды ей подать, да никто не решался – могла силу эту бесовскую передать. Оттого и мучилась долго, что никто к ней не подходил.

Я лежал, прижавшись ухом к подушке, и боялся шелохнуться. Это сейчас я понимаю, что не может человек обернуться животным, что давнишняя эта история не более чем выдумка. Когда-то давным-давно жила в нашем краю старуха Марья, скрюченная работой и годами, замкнутая, малость не в себе, – вот ею-то и пугали непослушных малышей родители. А у страха, известно, глаза велики. Вот и мне тогда померещились на стене зловщие тени – того гляди, схватят за ногу. Не скрывая испуга, я попросился к бабушке на диван.

- Говорила, спать не будешь, – и бабушка, осторожно подвинув сестрёнку к стене, пододвинулась сама. Я прилёг с краю, прижался макушкой к тёплому бабушкиному плечу и тихонько вздохнул. Было уже совсем не страшно.

- Ба-а.

- Ну чего ещё?

- А кто сильнее, волк или собака?

- Опять двадцать пять. Ты уснёшь или нет?

- Усну, усну.

Бабушка обнимает меня и говорит, что сильнее волк, потому как он хищник. Тихо играет радио, а я, укутавшись одеялом, слушаю бабушкин рассказ о том, как в военные годы хозяйничали зимой в их деревне волки. Морозы тогда стояли лютые. Мужики на фронт ушли, остались одни бабы да дети. Вот зверь и повадился по деревням разбойничать. Днём волки ещё опасались, а как стемнеет, они тут как тут. Расхаживают по-хозяйски и никого не боятся. Сколько собак погрызли, и представить страшно. Во двор не боялись забегать, из конуры вытаскивали. Выйдут бабы утром, а от собаки только ошейник рваный на снегу лежит. Лес-то рядом, рукой подать, вот волки и выходили на охоту. Затемно к людям, с рассветом обратно в лес...

Столько времени прошло, а всё вспоминаются мне те ночные беседы – словно кто-то невидимой ладонью гладит сердце. Тепло и грустно становится. Тепло оттого, что вспоминается детство. А грустно потому, что совсем недавно не стало нашей любимой бабушки Зои. Она умерла 4 ноября 2014 года, в праздник Казанской иконы Божьей Матери. Не обнять мне больше её хрупкие плечи, не прижаться щекой к её фартуку, не послушать забавных историй... Но пока я живу, в сердце моём всегда будут храниться её улыбка, добрый голос и тёплые глаза.

Картинка

Бабушка и внук. Май 1987 г.

Электронные пампасы © 2020
Яндекс.Метрика