В Сиреневом лесу идёт хрустальный дождь. На ходу он развешивает стеклянные бусы на макушки голубых сосен. Бусины круглые и продолговатые - неровные, как леденцы в моей коробочке.
      - Эге-гей! - кричит дождь, и с неба ему басом вторит братец Гром в вязаном берете с помпоном:
      - Эге-гей! Не промочи ноги, братец Дождь!
      На влажном, как творожный сочень, небе сидят гигантские белые старухи. В руках у них старинные прялки из можжевельника. Старухи шамкают губами и прядут облака. Сегодня выходят плотные, кучевые. А вчера были тоненькие, перистые, серебристые.
      Из мокрых сосновых иголок высовывается конопатая мордочка в зелёном чепце. Это земляничина. Левая щёчка у неё алая, сахарная. А правая - бледно-розовая, с кислинкой. Земляничина подставляет личико дождю - на небо глядит. А небо глядит на земляничину.
      - Прыгай в моё лукошко! - предлагаю.
      - Вот ещё! - хмурится земляничина.
      - Как знаешь, - улыбаюсь и тоже подставляю лицо хрустальным леденцам.
      - Повторюша - баба Хрюша! - хихикает земляничина и исчезает в блестящих иголках.

Госпожа Б глядит на меня с укором. К её тугой резиновой шляпке прилип кленовый вертолётик, а ножка измазана землёй.
      - Дай мне зеркальце!
      Роюсь в ящиках трюмо: музыкальная открытка, флакон духов в виде рыбки, несколько перламутровых пуговиц с отломанными ножками, пакетик сухого счастья, куриный бог, салфетки с ароматом Кассиопеи, шёлковый шнурок, серебряная башенка на цепочке, коробочка хрустальных леденцов, ореховая скорлупка… Нахожу зеркальце в эмалевой оправе.
      - Что ты мне подсунула! - госпожа Б возмущена. - В нём отражаются… какие-то гиганты! И… и карлики!
      Она поправляет шляпку на ножке:
      - Сушиться будем или жариться?
      Вот глупая!
      В пузатом фарфоровом чайнике завариваю чай с корочкой мандарина. По вкусу добавляю сливки и щепотку весеннего вечера в сиреневом лесу.
      Мы пьём чай с госпожой Б и любуемся на отражения звёзд.

Ночь в Сиреневом лесу густая и пряная, как чашечка топлёного молока с щепоткой корицы. Вкусная, сладковатая.
      В потёмках тихонько шепчутся сыроежки из песочного печенья. Брусничины из бордового марципана дремлют, укрывшись глянцевым твёрдым листом. Дрожит в лунном свете, подрагивает болотце из яблочного мармелада.
      Луна - головка творожного сыра с абрикосом. Летучий мышонок откусил от неё кусочек, не удержался.
      Под ногами ломко хрустит лесная подстилка - смесь кешью, грецких орешков и шоколадной крошки... Муравей, отлитый из карамели, бежит по ней, торопится в свой дом из медового хвороста.
      Закрыто. Опоздал.
      - Забирайся ко мне, - подставляю палец и сажаю муравья в мохеровый тёплый карман.
      Дёргаю шнурок апельсинового абажура, взбиваю подушку из сахарной ваты.
      - Спи, братец. Пусть тебе снятся ванильные сны под малиновым соусом.
      Долька мандарина на блюде из фиалковых лепестков - оранжевым по сиреневому пишу сказку леса.

В старом берёзовом пне поселились зямлики. Они облюбовали его зимой и перекочевали сюда из синего сада тётушки Му. Потому что тётушка ела сырой лук и громко пела по ночам серенады.
      Из дырочек пня торчат колпачки и носочки - цвета спелого баклажана и огуречной сердцевинки. Это зямлики устроили постирушки и теперь сушат своё бельишко на солнце.
      Солнце - оранжевый желток в сковородке с молочным облаком.
      А чей это клюв - шершавый и замшевый - торчит из трещинки в старом пне? Неужели египетский клюст к нам пожаловал?
      Он самый. Клюст собственной персоной, египетский. Устроился во флигеле, разобрал дедушкин чемоданчик и лакомится тыквенной кашей. Вечером он пойдёт к старому приятелю - пропустить по стаканчику клюквенного морса и поиграть в лото.
      А что же зямлики?
      Зямлики высушили носочки и теперь пускают мыльные пузыри из распахнутых дырочек пня.
      Старому берёзовому пню щекотно. И тепло.
      Он вспоминает детство.

У Бонифация бархатный живот и рыжие пушистые щёчки. За правой он держит кедровые орешки, за левой - жареные семечки. Тётушка Му в восторге от его гусарских усов.
      В речных камешках Бонифаций развёл костерок. На струганую сосновую палочку он надевает две белых корочки. Бонифаций подобрал их у озера ещё в августе - берёг для особого случая.
      Тётушка Му вешает на сучок тёплое кашемировое пальто. Её лапки пахнут имбирным печеньем.
      Кувшинчик парного молока и горшочек свежих взбитых сливок. Голубые сосны вплетают в косы гроздья рябины и боярышника. Пощёлкивает костерок.
      Бонифаций и тётушка Му хрустят поджаренной корочкой, запивая её подогретым молоком, и считают до ста одного.
      На счёт сто два с неба падает звезда.
      - Плюх! - прямо в горшочек со сливками.
      - Отдохни до рассвета, - шепчет Бонифаций.
      И они снова вместе считают до ста одного.

В коробке со шведскими спичками живёт Кто-то.
      У Кто-то фиалковая ливрея с золочёными вставками и маленькая меховая попа. Хвост пристёгнут на пуговицу.
      Я вижу его мельком - только со спины. Он выбивает бабушкин половичок на балконе и пахнет нагретой на солнце травой.
      Когда я собираюсь в Сиреневый лес, Кто-то начинает шебуршиться в коробке:
      - Шебурш-шебурш.
      Мы понимаем друг друга с полуслова. Госпожа Б чуточку ревнует.
      Разбегаюсь и прыгаю с Лисьего холма. Руки - широко, в рукавах белые и зелёные ленты, как у воздушного змея.
      - Ты забыла хвост! У воздушного змея должен быть хвост!
      Кто-то на лету пристёгивает мне меховой хвост. На пуговицу.
      Пахнет жёлтыми серединками одуванчиков.
      Летим над Сиреневым лесом.

На берегу мармеладного болотца я построила песочный домик. В нём будет жить матушка Медуница. Она повесит на окошко французскую кружевную занавеску и будет смотреть на небо в подзорную трубу.
      По верхушкам сосен на цыпочках крадётся лето в сиреневой фате. В ушах постукивают стеклянные серёжки-виноградины.
      Матушка Медуница снимет бигуди и расправит складки на крахмальном переднике. В жестяном кофейнике ворчит на молоко кофе. В глубоком блюде на ножке чихают булочки, пудря друг другу носы.
      Камышовой тросточкой по дверце три раза:
      - Тук-тук-тук!
      Это дядька Леший с козьей ножкой во рту. Свататься пришёл.
      Через два часа на крылечко песочного домика опустится майский вечер.
      Матушка Медуница глядит на Сириус.

У меня на голове растут одуванчики.
      Встану спозаранку. Туман - тёплый бисквит, пропитанный лимонным соком. Соберу ландышевой росы в еловый ковшик. Семь капель соловьиной трели из бутылька на серебряной цепочке. Добавлю пару речных жемчужин - подарок тётки Щуки на именины.
      Эмалированный таз со сколом в виде крылатого медвежонка.
      Опущу одуванчики в росу - засмеются! Хохочут, валяют дурака на солнцепёке, брызгаются!
      Угомоню буянов вафельным ломким полотенцем.
      Гребень из берёзовой коры - укладываю одуванчики в высокую причёску. Два мотылька - голубой и сиреневый - садятся за ухо. Старые русалки придирчиво шушукаются и надувают губы.
      Молчите, глупые, сегодня я приглашена к самой Сосновой королеве!

Сосновой королеве, наверное, девятьсот лет. У неё пышная юбка из янтаря и маленькая смоляная корона.
      В изумрудных шкатулках у королевы лежат молодые шишки. От них у меня липкие пальцы и нос. Сую его в лукошко с груздями и сыроежками.
      Иногда Сосновая королева рассказывает опятам длинные старые сказки. Она прыгает на одной ножке через берёзы. Их спросонья повалил дядька Бурелом.
      Сосновая королева втыкает соломинку в хрусткий муравейник. Мммм - вкусно, кисленько! Она набивает подушку мохом и сухими листьями клёна. Подушечка пахнет осенью, шуршит у меня под головой. Накрываюсь клетчатым пледом и переворачиваюсь на живот.
      В сентябре из лесной подстилки вылезли красные бусинки. Качаемся на солнечных качелях и лопаем языком горькие ягоды. У меня на голове венок из бархатцев. Сосновая королева предлагает:
      - Давай поменяемся?

Тётеньке Мыши подарили на день рождения камышовую дудочку с четырьмя дырочками. Всю зиму дудочка пролежала на полке в чулане. Она совсем охрипла. Но тётенька Мышь отпоила её чаем с малиновым джемом и укутала мохеровым шарфом.
      - Отдай мне дудочку! - сказал братец Гром. - С ней я буду пасти облака. В последнее время они совсем отбились от рук.
      Тётенька Мышь повязала на хвостик солнечный луч и печёт пражские вафли. Её передник пропах ванилью и жарким полднем.
      В вышине играет на сосновом ксилофоне крошечка дятел. У него красная беретка и восемь синих перьев в хвосте.
      Сосновая королева затеяла прятки с поздней весной. Она спряталась в куст сирени и теперь пытается отыскать пятилистник. Загадывай желание и глотай на счастье!
      Над розовым стеклом пруда тоненько звенят комары. Своими длинными носиками они учуяли запах далёкого незнакомого города. Острые шпили, старинные часы, тёплая брусчатка, горбатый мост через чёрную речку…
      На песчаном кусочке берега салфетка с ещё тёплыми вафлями. Для всех-для всех!
      Тётенька Мышь достаёт из кармана передника дудочку. Всего четыре дырочки - а какая нежная музыка!
      Майский вечер.

Вчера я поцеловала Бонифация, и наутро у меня выросли рожки. Розовые замшевые рожки. Прямо как у пятнистого оленёнка - крестника матушки Медуницы.
      Гляжусь в зеркало и поправляю чёлку. Розовое на каштановом - это красиво.
      - Да, - соглашается со мной госпожа Б.
      Она пьёт липовый чай из блюдца вприкуску с лимонным безе.
      - Хочешь, я подарю тебе шляпку с Елисейскими полями?
      - Зачем? Мне нравятся рожки.
      - Но они могут обгореть на солнце!
      Действительно, а ведь я об этом не подумала.
      Бонифаций сидит на веточке клёна, раскуривает костяную трубочку. Ему немного неловко за вчерашнее.
      - Смотрите, они растут! Растут!
      Чувствую на голове лёгкое шевеление.
      - Какие ветвистые! - госпожа Б в восхищении. - Придумала! Я подарю тебе гамак! Только представь: ты гуляешь по Сиреневому проспекту, в клетчатом крепдешиновом платье, а мы - я и Бонифаций - качаемся у тебя на рогах!
      - Это красиво, - соглашаюсь я.
      Но той же ночью, пока я спала, рога у меня похитили похитители.

Расстелю на сочной осоке льняную скатерть с мережкой!
      Букетик ландышей в маленькой хрустальной бутылочке. Кофейник с цветочной эмалью, четыре фарфоровых чашки из лёгкого бисквита. В маслёнке - шарик масла со слезой, от тётушки Му. Гроздь чёрного винограда, блюдце песочных галет, баночка сливового джема…
      И сыр!
      Сырный пикник летним прохладным утром!
      Треугольнички в цветных золотинках, тонкие ломтики в мелкую дырочку, жёлтые глянцевые пластинки, кубики в синих прожилках, канапе с дольками груши на берёзовых шпажках...
      Сыррррррррр! Трели лесных зеленушек!
      Жгучий мексиканский с кусочками красного перца и зелёной паприкой. Испанский - с половинками оливок и сушёным базиликом. Мягкий, обволакивающий французский - с фиолетовыми цельными виноградинами. Голландский - праздничный, оранжевый, с плавлеными дырками от маленьких пушечных ядер. Греческий - белый, рассыпчатый, с притаившимися внутри орешками. Английский - пахучий, в изумрудной плесени, ноздреватый. С историей…
      Госпожа Б, тётушка Му и бабушка Ежиха - в лёгких шёлковых сарафанах, под кружевными зонтиками. На скатерти - сиреневые резные тени.
      Сырное путешествие. Сырррррное!

Б абушка Ежиха делает для меня бусики. Землянично-черничные, авторские. Сорвала крепкую травинку. Достаёт ягоды из лукошка, нанизывает: земляника- черника, земляника-черника, земляника…
      Празднично. Надену завтра на кошачью свадьбу. Я свидетель невесты.
      Над головой плывут счастливые собаки в белых фраках и без ошейников. Упитанные и воспитанные. Бульдоги или бобтейлы, наверное. Я не разбираюсь. Кажется, тоже на свадьбу: вон - у них незабудки в петлицах.
      - Зачем тебе иголки? - спрашиваю у бабушки Ежихи.
      - Да-а-а, - вздыхает. - Кудряшки пошли бы мне гораздо больше.
      Закрываю глаза. Представляю бабушку Ежиху в кудряшках. Получается герцогиня Баварская с носом пуговкой и в платье из органзы.
      Подставляю лицо сливочному шарику в небе. Пускай и у меня будет целое море веснушек! Тогда на мне женится лесное Эхо с черничными глазами. У нас родятся детки - шесть девочек и мальчик. Я назову их в честь полевых цветов в двухлитровой банке.
      - Зачем ты съела мои бусики?! - кричит бабушка Ежиха.
      Улыбаюсь виновато:
      - Я сделаю тебе кудряшки из яблочной кожуры.

Мышиные горошки смотрят в зелёную щёлочку. Они родились вчера - крошечные, сладкие. Из маленьких ртов пахнет миндальным молоком и щенками рыжей Динки.
      Тётушка Му вынимает из ковровой сумки пипетку. По три молочных капли на оливковые язычки. Улыбаются мышиные горошки, причмокивают от удовольствия.
      В ореховой скорлупке набираю ванночку из ежевичной росы. Тёплую, с капелькой пихтового масла. Плескайтесь, мышиные горошки! Хлопайте по воде ладошками!
      - Баба сеяла горох и сказала деду: ОХ!
      Под корнем берёзы-двойняшки спрятан клад. Шесть желудёвых береток и жилетки из шерстяной ниточки. Подарок крёстной, бабушки Ежихи, скоро будет впору.
      Ночью мастерю из сучка и маковых коробочек погремушки. Четыре голубые и две розовые - разбавлю гуашь белилами. Луна - настольная лампа из сливочного масла. За печкой играет дяденька Сверчок на вишнёвой скрипочке.
      Укутаюсь в плед из лунного света, ноги в мерлушковых черевичках. Термос с горячим брусничным соком.
      Встречаю рассвет над стеклянным озером за Лисьим холмом.

У русалок сиреневые глаза и хвосты из вологодского кружева. На поясе ремешки из речных раковин, а в волосах звёзды созвездия Орион.
      Русалки качаются на ветках сосен - в невидимых гамаках из паутинки. Когда они смеются, с губ слетают серебряные монетки и ключики. Таким ключиком откроешь любое, даже самое чёрствое, сердце.
      Луна - их подружка. Когда-то она тоже была русалкой. Но злая принцесса-нищенка Брук украла все её звезды и кружева. Она продала их на ярмарке за моток чванства и бутылочку ханжества.
      Грустно Луне. Пытаюсь отвлечь её сказкой о вересковом мальчике и его златорогом барашке.
      - Сливовый пудинг для мадемуазель Луны! - Крошечка дятел в красной беретке прыгает по приставной лесенке в небо.
      Мне на щёку падает капля.
      - Дождик! Мандариновый дождик!
      Русалки ловят губами цитрусовые дольки, хохочут. Они похожи на больших донных рыб - юрких, с серебристыми плавниками на спинах.
      - А где же Луна?
      Съела пудинг и нырнула в пруд за Лисьим холмом.
      Ты видишь?

Тётка Щука из пруда за Лисьим холмом завтракает моим солнцем.
      Уселась за лист кувшинки, крахмальной салфеткой подпоясалась. Отрежет ножиком сливочный кусок - мягкий, податливый - и на вилочке в рот отправит. Запивает облепиховым киселём и за новым куском тянется.
      - Щука-щука, отдай моё солнце!
      Молчит рыбина, только глаза, как телескоп, пучит.
      Жалко солнце. Дрожит тусклое на блюде у рыбы, вот-вот погаснет.
      - А давай меняться? Ты мне солнце, а я тебе - килограмм копчёного мотыля.
      - Давай, - соглашается тётка Щука.
      Дышу на солнце. Грею его в ладошках.
      - Ничего-ничего, милое. Подорожником тебя вылечу - заживёт до свадьбы.
      В сиреневом лесу идёт слепой дождик.
      Улыбается моё солнце.

Лепесток перламутра и миндальный орешек на кусочке золотой фольги. Сверху осколок сиреневого стёклышка от разбитых надежд.
      Выглядывает из травы, смотрит на меня потайной глазок бабушки Земли.
      Делаем секретики с малышками Лу и Ли.

Я потеряла резиновый сапожок. Теперь в нём живут мышата. Они поставили печку из маленьких огнеупорных кирпичиков и купили у дядьки Бурелома вязанку дров.
      Из трубы идёт сиреневый дымок. В кружке с отбитой ручкой мышата варят тыквенную кашу.
      Загляну в слюдяное окошко. Обои в полоску, сосновый комод, настольная лампа под ореховым абажуром. Обжились масявки!
      - Мышата-мышата, отдайте мой сапожок. А я вам молочный зуб.
      - Ещё чего, - отвечают. - Ходи босиком - так полезней!
      Бегу по траве. Сосновые палки-шишки-иголки колют ступни. Ничего - к концу лета задубеют! С разбега бросаюсь в озеро.
      Озеро - блюдце с молоком одуванчиков, прогретых на солнце.
      Подо мной - кубометры воды и чьи-то печальные тени. Это подводные гиганты с далёкой жёлтой планеты. Они ходят по дну и шёпотом говорят друг с другом на языке древних рыб.
      Выхожу на берег - яичная скорлупка с тыквенной кашей.
      Ещё тёплая.

Жук Пожарник устанавливает на крыше антенну. Он смастерил её из кусочка медной проволоки и яблочного огрызка. По вечерам он будет смотреть крикетные матчи и закаты в далёком Рио. Красная черепица обжигает босые лапки.
      - Немедленно надень панаму! - командует Госпожа Б в пенсне на верёвочке.
      Она ловит солнечных зайчиков и фасует их в бумажные кульки.
      Госпожа Б отнесёт их в лавочку на углу Песчаной и Осиновой - по пятаку за штуку. На вырученные деньги купит пакетик бисера и отрез китайского шёлка. На сарафан.
      На огонёк заглянула Сосновая королева. У неё фиолетовые губы и пальчики в морщинках - накупалась в пруду за Лисьим холмом. Вся мокрая и зубасто хохочет.
      Махровое полотенце из бабушкиного сундучка и самоварчик на берёзовых стружках. Малиновый пирог попыхивает, шевелится под песочной корочкой. Отрежу ломоть - оближу с пальцев бордовый сок.
      Хорошо с ними, с лесянами. Душевно.
      Играем в лото. Тёплый ветер с реки шевелит Пожарнику рожки. Дяденька Сверчок достаёт из футляра вишнёвую скрипочку.
      Симфония летнего леса.

В старой сосне на Лисьем холме есть маленькая потайная дверца. Она выкрашена зелёной эмалью. Увидеть её можно только в полнолуние, прихватив из дома сиреневые очки в дырочку. Рядом с дверцей висит стеклянный колокольчик. Если дёрнуть за шнурок, раздастся вот такой звук: - Динь-дирилинь!
      Перелётные птицы сказали, что за зелёной дверцей живёт сам Эхо. В его мохеровой бороде порхают ночные мотыльки, а в глазах - бескрайнее черничное поле. На завтрак Эхо любит яичницу из восемнадцати перепелиных яиц и квас из колодца с отражением звёзд. Он никогда не глядится в зеркало и не выносит комариных куплетов.
      Старый заяц-русак рассказывал, что в полнолуние Эхо играет на саксофоне для малюток летучих мышей. Они надевают разноцветные шляпки и танцуют медленный фокстрот. В Эхо влюблена сама Сосновая королева. Иногда она плачет по нему янтарными слезами.
      - Динь-дирилинь! - дёрну за шнурок.
      Отзовётся Эхо:
      - Динь-дирилинь!
      Эх, шутник ты, Эхо. Затворник.

Светлячки макают попы в ведёрко с неоновой краской. Они берут её у маляра, который работает на Лисьем холме.
      У него пилотка из лопуха и сиреневый комбинезон с карманами-нашлёпками. В бороде из моха растёт костяника. Тихонько насвистывает маляр под нос что-то волнушко-сыроежковое.
      В карманах - лимонное драже и прозрачные карамельки. Маляр раскрашивает радугу. По вечерам он достаёт из большого кармана складное плюшевое ружьё и заряжает его карамельками.
      Светлячки съезжают на попах вниз по радуге. Рисуют созвездия - Малая Медведица, Большая, Кассиопея, созвездие Гончих Псов…
      Вдыхаю тёплый августовский вечер. Он сделан из светлой грусти, полыни, чёрной смородины и блеска стрекозиных крылышек. Густой, плотный.
      Хватай его пригоршнями! Скорей! Закатывай в баночки от корнишонов до зимы!
      В небе расцвели золотые шары. Два, четыре, десять, восемьдесят шесть! Неужели светлячки?..
      Это карамельный салют.

Тётенька Мышь считает, что в мире не бывает трёх вещей: беспросветного мрака, бесконечной тоски и бегемотиков.
      - Не бывает в мире бегемотиков! - говорит тётенька Мышь и хмурится.
      - Просто они живут в Африке. И ещё в зоопарке, - объясняю ей.
      - Бывают лоси, божьи коровки и кукушки. Филины и сеноставцы. А бегемотиков - нет! - упорствует тётенька Мышь.
      Она раскатывает тесто на черничный пирог. По кухоньке плывет белый мучной одуванчик. На стене фотография Анжелины Балерины, дальней заграничной родственницы.
      В окошко заглядывает Сосновая королева. Отодвигает пальцем кружевную занавеску:
      - Привет!
      Она спешит на посиделки за чашечкой чая в семейном кругу. В руках корзинка свежих еловых булочек.
      - Докажи же, что бегемотиков не бывает? - кричит ей тётенька Мышь.
      - А вот и бывает. Смотри скорей!
      Босиком выбегаем на крыльцо. Нагретое, шершавое.
      Берёзы в золотых монистах, клёны вырядились как на пожар. Даже дубки переоделись за ночь в тёплое жёлтое. Сбросили деревья под ноги летние сарафаны - лёгкие, шуршащие. Это их поцеловала осень.
      По незабудковому небу клином плывут журавли.
      - Не журавли это, - тётенька Мышь подкручивает подзорную трубу. - Бегемотики перелётные.
      - Не может быть!
      - Может.
      По лесу бредёт сентябрь.

Лорду Теннисону

В хрустальном лесу падает сиреневый снег. Падает, укутывает пушистые лапы сосен сладкой ватой. Лизнёшь языком - мигом растает.
      В сугробном домике под кустом барбариса спят малышки Лу и Ли. Колыбелька из хлопковой коробочки - тепло и уютно. Тлеет в уголке лучина-ночничок. Бабушка постукивает вязальными спицами из куриных косточек. Чепчик для Лу и пинетки для Ли почти готовы.
      Им снится море из бутылочного стекла. Баюшко-море - далёкое, хмурое, северное. Плещется в чёрной лоханке из фьордов, хватает за пяточки.
      На песке крошечные следы - сразу и не разглядишь, чьи. Здесь прошли быстрые ножки в деревянных кломпенах-башмачках.
      В перламутровой ракушке розовый лёд. Застывшие слёзы грустного моря.
      Спите, маленькие леди, усните до весны.
      В хрустальном лесу падает сиреневый снег.

Синицы надели меховые шапочки из заячьих хвостов. Дышат на ледяные оконца в пруду. Один вздох - одно желание.
      Чешуйчатые спины сквозь серый перламутровый лёд.
      - Чьи вы! Чьи вы? - беспокоятся синицы.
      Спит тётка Щука под ледяной толстой коркой. Русалки бродят впотьмах, кутаются в енотовые муфты, зябнут.
      Грустно в сенях моим малиновым лыжам. Тяжко лыжам без лыжни, как ниточке без иголочки.
      Вынесу на двор, воткну в сугроб - смажу, развеселю!
      Озеро за Лисьим холмом - не видать его! Засыпало из небесного сита снежной манкой. Выйду на ледок с опаской - не хрустко ли?
      Не хрустко. Стою на твёрдом ледяном айсберге. Только вместо пингвинов - синички. Катаются на самодельных коньках по ледяному тёмному пятачку. Над ними облака тёплого пара. Один вздох - одно желание.
      Загадаю декабрьское - самое заветное.

В лавочке у господина Пекаря возьму маффинов с кремом из августа. Фунтик чая из сушёного лета со сливками на сдачу.
      Скрипнет дверь, снежинки уколют в лицо. Сегодня я ночую у бабушки Ежихи в вязаном шерстяном носке. Мы будем праздновать восемнадцатизимие.
      Бабушке Ежихе уже давно перевалило за сотню. Но каждую зиму, в середине февраля, ей исполняется ровно восемнадцать.
      В бусах из крупных коралловых шариков прыгают огоньки. В иголках - сушёные сентябринки. Бабушка Ежиха возится на кухне. Ещё тёплый шоколадный бисквит пропитывает звёздным вечером.
      По лесу в валенках бредёт дед Мороз. Скрипит по снежному насту.
      Свернусь клубочком. У камелька танцуют шерстяные тени. Глоток густого какао - горячо внутри.
      Бабушка Ежиха устроилась в кресле-качалке - вяжет сиреневый шарф из воспоминаний леса.
      Вьюга.

Глаза закрыты - Бонифаций курит трубочку. Яблочный табак с щепоткой сушёного солнцепёка. На голове колпак с тысячью бубенчиков.
      От земли идёт тёплый пар. Мохнатые сиреневые головёнки в хрустальном снегу - подснежники сбились в стайку.
      Когда-то давным-давно Бонифаций был трубадуром. Он носил алую рубаху и колесил по землям далёкого Бремена. У Бонифация мандолина из груши и целая коробка воспоминаний.
      На сучке кашемировое пальто тётушки Му. Висит ещё с прошлой осени, позабытое.
      - Можно открыть? - прошу я.
      - Только осторожно. Не спугни их.
      Аккуратно снимаю крышку из гофрированного картона.
      - А где же воспоминания? Неужели их украли?
      На дне коробки ворох сухих листьев и пара шишек.
      - Не бойся, они всегда останутся при мне.
      Бонифаций курит трубочку с широко закрытыми глазами.

Дубовый листик - мой ковёр-самолёт!
      Я съела заговорённый клевер из погребка матушки Медуницы. Я стала маленькая-премаленькая! С дубовый жёлудь или каштан. А то и меньше!
      Лечу, лечу на ковре-самолёте! Сосновый воздух в лицо, смоляной!
      - Здравствуйте! - кричу гигантским небесным старухам.
      Они побросали папироски и можжевеловые прялки. Охают-ахают:
      - Ох-хо-хонюшки, смотри не свались! Ручки-ножки береги!
      Покажу им язык. А что? Он у меня теперь длинный-длинный, как у квакши!
      - Привет! - кричу дядьке Бурелому.
      Спит Бурелом. Не слышит моего голоса. Он теперь тоненький, как носик у комара. От храпа Бурелома дрожат макушки сосен и белки прыгают с берушами в ушах.
      - Добрый день, ваше величество! - кланяюсь Сосновой королеве и чуть не падаю вниз. - Как здоровьице?
      - Распуши хвост! Смотри вперёд гордым Юпитером! - хохочет она со своего драгоценного трона.
      Внизу, у молочного ручья бабушка Ежиха полощет носовые платочки.
      - Посмотри на меня, бабушка Ежиха! Сюда, наверх! Это я!
      - Ух, егоза! Платок-то, платок на голову накинь! Летать, небось, зябко!
      - Нет, бабушка! Летать - хорошо!
      И маленькой быть - ХОРОШОООО!

- Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы было ясно, когда в небе облака.
      - Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы было светло, когда кто-то отобрал у меня солнце.
      - Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы было красиво, когда вокруг город из металлоконструкций и кирпича.
      - Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы было радостно, в понедельник, вторник и среду.
      - Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы не замёрзнуть среди холодных сердец.
      - Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы одинаково любить плохих и хороших.
      - Зачем тебе сиреневые очки?
      - Чтобы Сиреневый лес всегда был со мной.
      Купите сиреневые очки в лесной аптеке у крошечки дятла. Недорого: одна широкая улыбка - и они ваши.

Иногда сиреневый лес засыпает.
      Спят голубые сосны во фланелевых тёплых пижамах.
      Спит матушка Медуница в постели из гусиных пёрышек. Рядом горит рябиновый ночничок.
      Спит дедушка Медведь. Свернулся клубком, как котёнок, мурлычет себе под нос:
      - Усни до завтрашнего рассвета, моя малютка Матильда.
      Спят лохматые одуванчики, сунув под листик голову.
      Спит жук Пожарник - повернулся спиной к госпоже Б. Во сне они идут рука об руку и не ссорятся никогда-никогда.
      Спит филин на суку - из клюва торчит чей-то хвостик. А рядом шестеро его названых братьев.
      Спит Бонифаций калачиком у костерка из еловых шишек. Ему снится сахарная косточка и марципановые джунгли.
      Спит Сосновая королева в лодочке на берегу мармеладного болотца. Ночной колпак вместо смоляной короны.
      Спит Сиреневый лес на руках у бабушки Земли. Кружит его Земля, качает - баюшки-баю.
      Только я не сплю. Гладью вышиваю стихи сиреневого леса.

Виктору Голявкину

Подкручиваю ручку на стареньком потрескивающем приёмнике. Пью сливки с маковым рогаликом и слушаю весенние новости:
      "В набухшей почке новоселье. Госпожа Б усохла за зиму вдвое. Жасмин влюбился в черноплодную рябину. Кукушка красит яйца к Пасхе, а мотылёк выпил весь нектар из погребка матушки Медуницы. Рыбки построили стеклянный домик для светлячков. Братец Гром печёт блинчики с припёком. Кукушкины слёзки нашли сундучок с хрустальными бусинами. У Сосновой королевы новые сафьяновые башмачки. Жука Пожарника прострелил радикулит. У крошечек Лу и Ли самые розовые пяточки в округе. Сморчки затеяли играть в догонялки, а по лесу идёт грибник. Первый солнечный луч женился на сестрице Сойке. На Лисьем холме расцвёл старый берёзовый пень…
      Ты приходи к нам, приходи!
      На рассвете родится
                                            новый
                                                       удивительный
                                                                                   день!"

 

Иллюстрации Аси Катечкиной

[в пампасы]