ВСПОМИНАНЬЯ

 

Александр Преображенский
Бабушки и спички
Рассказ-трагедия

 

Тырить спички нас подучил Андрюша, сосед по даче. Он был старше меня на год, а я старше моего брата Алёши – на год и почти девять месяцев. Андрей должен был в этом году пойти в первый класс, а Лёшка засыпал с соской, и если его спрашивали, до каких пор он собирается пользоваться пустышкой, отвечал: «До армии». Букву «эр» он выговаривал хорошо и вообще без соски производил впечатление нашего сверстника.
  Андрей тоже смотрелся сверстником, потому что, как и Лёшка, был ниже меня на голову. Так что мы втроем держались как бы на равных. Но Андрей был если не главарём, то застрельщиком.
  У нас с Лёшкой были разные бабушки, а дедушек вообще не было, но когда-то они были родными братьями, поэтому каждое лето мы, троюродные, проводили вместе на одной нашей общей даче.
       
  ***      
      В тот день мы собрались в лесу нашего дачного участка. Лес покрывал больше его половины – огромные, под небо, толстые ели и сосны. Такие толстые, что мы все втроём могли укрыться от глаз за одним стволом. Под одной из елей мы тогда и стояли.
  – Всего две? – недовольно спросил Андрей и забрал у Лёшки две спички, чтобы спрятать их в коробок, который был только у него. – А у тебя?
  У меня ещё меньше, я вытащил из бабушкиного коробка одну.
  Андрюша был сильно разочарован, он рассчитывал на большее, чем три спички. Настолько разочарован, что сделал нам обоим внушение. Мы смолчали, стыдясь и понимая всю справедливость выговора.
  – Ладно, – оборвал себя Андрюша, заметив, что Лёшкины губы надулись. Слёзы Лёшки были сейчас не нужны и даже опасны. Ещё убежит домой, будут его там утешать да расспрашивать, так и расскажет, кто и за что обидел. – Идёмте. Я знаю, где взять.
  Андрей повёл нас к своему участку, но не торной лесной тропинкой, в конце которой участки сообщались проходом в ограде, а наискосок через чащу в ту сторону, где никакого прохода не было, только ржавая колючая проволока, натянутая на столбы в три нитки. Однако мы без проблем, царапин и зацепов легко преодолевали препятствие.
  Под проволокой россыпью росла кислица. Ещё пролезая, я подцепил пару тонконогих трилистников и отправил их в рот. Искушение было велико – даже для Андрюши. Несколько минут мы чавкали, сидя на корточках возле колючки, но уже с другой стороны.
       
  ***      
      Потом старший сказал:
  – О! Купаться пошли. Это нам и надо.
  Он смотрел как пожилая пара удалялась от съёмного домика на углу Андрюшиного участка. Сейчас они уже были у калиточки в заборе.
  Через штакетник хорошо просматривалось, когда старики закрыли за собой калитку и перешли шоссе. За шоссе и ещё одной линией участков был высокий обрыв со спусками к Москве-реке.
  – Пошли! – скомандовал Андрей.
  Мы беспрекословно повиновались.
  Он привёл нас к тому самому угловому съёмному домику – не домик даже, почти сарайчик. Даже без печки. Обед старики готовили на керосинке, что было часто видно через распахнутую дверь.
  – Стойте здесь и секите, если кто пойдёт, кричите «Атас!» и тикайте. Ты туда смотри, а ты туда.
  Распорядившись, Андрей по-быстрому заскочил в домик-сарайчик, а мы остались «сечь» там, где были. Прошло совсем немного времени, и он уже выбежал обратно. Погремел перед нашими носами коробком со спичками и сказал:
  – Пошли к вам.
  Мы и пошли. Тем же путём, которым пришли.
  На нашем участке в лесу под сосной Андрюша разжег костерок из серого сухого мха и таких же сухих хрустких веточек. Нам же с Лёшкой просто разрешил сжечь несколько спичек.
  Мы были горды и счастливы.
       
  ***      
      Потом Лёшку его бабушка стала кликать к обеду – ещё далеко, с другой стороны дома, от которого к лесу вели две дорожки по противоположным сторонам грядок с клубникой. Но Андрей сразу же затоптал костерок.
  – Иди, тебя бабушка зовёт, – сказал он Лёшке. – Мы больше жечь спички не будем.
  Лёшка убежал, а мы остались. Спички действительно больше не жгли, мы их спрятали. Андрей выкопал меж корней сосны у самого ствола небольшой тайник, накрыл его сосновой корой, присыпал землицей и хвоей с сухими листьями.
  – Только Лёшке не говори, а то он ещё маленький.
  Я кивнул. После этого мы расстались.
  Тайну про тайник я сохранил до следующего утра.
  Это далось мне совсем нелегко. Доверие Андрея было лестно, лишний раз я убедился, что уже большой, но это же меня и заводило. Раз уж такой я большой, то могу и спички жечь сам или с Лёшкой.
  Во что бы мы в тот день не играли с братом, я только о спичках и думал, но молчал. Потом ещё ночью думал, пока не заснул.
  А засыпал-то я поздно, всегда долго лежал в темноте с открытыми глазами.
  Сначала ждал, когда улягутся взрослые. Они обычно сообща мыли посуду после ужина, беседовали, слушали радио. Всё это они делали в комнате с печкой, служившей столовой, а я лежал в постели на диванчике в соседней комнате – за печкой. Там было всё слышно и кое-что видно, я просил не закрывать дверь в спальню полностью и оставлять щёлку со светом, а то в темноте одному страшно.
  При тусклом свете из щели я разглядывал картинки, складывавшиеся на дощатом потолке из следов опиленных сучков. Там я всегда находил повторяющуюся несколько раз лисичку с большими ушами, волнистое море, носатые рожи похожие на Буратино с толстым носом – много чего, одни и те же древесные узоры от ночи к ночи рождали что-нибудь новое.
  Бабушка спала со мной в одной комнате, но когда она приходила и забиралась на высокую кровать с железными спинками, то укладывалась не сразу – некоторое время ещё сидела там сгорбившись и что-то шептала себе под нос. Потом только ложилась и быстро уже засыпала. Для меня же начиналось самое интересное.
  Мир спальни исчезал в полной тьме, но я оживал в других ярких и опасных мирах, где всегда был настоящим героем. А героем быть здорово, поэтому я часами лежал с открытыми во тьму глазами и засыпал далеко за полночь, обычно оставляя продолжение приключений на будущее.
  Утром же всегда было сложно проснуться рано. Разбудить меня с трудом удавалось лишь к самому завтраку.
       
  ***      
      Но в ту ночь я не видел чудесных миров, не совершал подвигов и думал только о спичках, а проснулся даже раньше, чем бабушка приготовила завтрак – яичницу с подрумяненным на сковороде хлебом – и успел сбегать на улицу до того, как меня позвали к столу. За это время я проверил тайник. Коробок был на месте. У меня хватило выдержки и расчета оставить его там.
  А после завтрака я всё-таки не выдержал. Не сразу после завтрака, а когда на улице, дожёвывая бутерброд, появился Лёшка и мы вместе отправились на волейбольную площадку или попросту волейболку – частое место игр на дачном участке.
  И не только наших. Взрослые собирались на даче по выходным в количестве достаточном для игры в волейбол двумя командами, порой присоединялись гости. В остальные дни волейболка была полностью в нашем с Лёшкой распоряжении.
  Имея, как и полагается, форму правильного прямоугольника, эта вытоптанная до безтравья площадка тремя сторонами примыкала к лесу, одной из них совсем недалеко от тайника со спичками. Ну, я и повёл Лёшку прямо туда.
  - Андрюше не говори, – поучал уже я брата, выуживая запрятанный под сосной коробок, – мы с тобой костер пожжём, а спички потом обратно спрячем.
  Лёшка, молча, одобрял мои действия, кивками подтверждая согласие. Улыбался, сдерживая радость.
  Теперь надо было выбрать укромное место для костерка.
  Расположение тайника поблизости от волейболки не соответствовало укромности. Через площадку пролегал путь к «домику», так бабушка вежливо называла общий дачный сортир с ямой в дальнем углу участка. Вероятность появления на этом пути кого-нибудь в любое время суток была слишком велика. Пришлось мне сунуть коробок в карман, и мы отправились на поиски лучшего места.
  Оно нашлось почти сразу, вернее Лёшка его предложил. Поближе к дому. А точнее под ним.
  Дом наш стоял на кирпичных столбиках, и между землёй и полом было обширное, на всю площадь строения пространство, где мы с Лёшкой неплохо проводили время, сидя на корточках или ползая на карачках. Там всегда было прохладно, мягко, сумеречно и находилось много всякого интересного. Не только гвозди, стёклышки, жестянки, но и, например, детские игрушки родителей. Они ведь тоже на этой даче когда-то выросли. А вот нас там найти нашим бабушкам было непросто. Даже если, согнувшись в три погибели и цепляясь за стенку, какая-нибудь заглядывала под дом, мы могли затаиться за одним из кирпичных столбов, подпиравших здание не только по его границам, но и посередине.
       
  ***      
      Мы не раз видели, как взрослые разводят огонь в печи. Всегда с помощью подожжённой бумаги. Так же поступил и я, разжигая костёр под домом. Для этого пригодилась найденная там ученическая тетрадь с пожелтелыми страницами, один сдвоенный лист из её середины и пошёл в дело. Он легко занялся, но влажные гнилые щепочки, которые я на него покидал, только дымили. Костра толком не получалось. Я пустил в ход второй тетрадный лист и, как раз, когда он вспыхнул, раздалось:
  – Алёша! Что это вы там делаете? Ну-ка вылезайте!
  – Бабушка, – прошипел шёпотом Лёшка, быстро уползая за кирпичный столбик.
  Не гася бумаги, я тоже пополз за ним. Листик сам быстро догорал, а щепочки так и не зажглись.
  – Алёша! Вылезайте!
  Мы молчали, затаившись за столбиком. Оттуда нам было неплохо видно тёмный скрюченный силуэт Клавдии Васильны – она же Лёшкина бабушка – сложившейся для заглядывания под дом.
  – Ну-ка вылезайте!
  Мы не поддались, сидели тихо и вылезли только тогда, когда Клавдия Васильна перестала заслонять собой солнечный свет в поддомовом проёме. Вылезли мы с противоположной стороны и бегом к лесу.
  Убедившись, что погони за нами нет, и никто больше нас не зовёт, я решил всё ж рискнуть и развести новый костерок уже в лесу. Сложил его с помощью Лёшки, также как вчера это делал Андрюша. Вот только бумаги у меня больше не было – спички-то я прихватил, но обрывки тетрадки остались валяться под домом. Впрочем, я рассчитывал на мох, тоже, как Андрюша.
  Сначала ничего не получалось. Спички сгорали одна за другой, из их чёрных скрюченных останков сложилась целая горка. Я пережёг себе все кончики пальцев, у сидящего на корточках Лёшки кружилась голова от усердного дутья в начало огня, но мох не вспыхивал, и костерок не разгорался.
  Тогда я положил на мох рядком несколько спичек и поднёс к ним одну горящую. Головки спичек полыхнули, мох занялся, сухие веточки затрещали.
  Довольный я выпрямился в полный рост, глянул в сторону дома, и сердце сжалось в маленький тугой комок. Совсем близко сквозь жидкий заслон молоденьких ёлочек к нам продиралась Клавдия Васильна. С крапивой в руке.
  Продиралась не таясь, почти стремительно. Хруст сучков под её ногами, заставил вскочить и оглянуться Лёшку.
  – Бабушка! Бабушка! – закричал он, предвидя и надеясь предотвратить развитие событий.
  Но тщетно. Получив крапивой по голым ногам, брат мой с рыдающим воем помчался домой. Затоптав костёр, Клавдия Васильна последовала за ним уже не спеша, но всё ещё с крапивой.
Тут я догадался, что мне тоже надо куда-нибудь мчаться – на дорожке, ведущей от дома к лесу, появилась Катя.
       
  ***      
      Хотя у меня вообще не было дедушек, зато было три бабушки – папина мама баба-Катя, мамина мама баба-Женя и родная сестра бабы-Жени – просто Катя.
  В Москве мы все – папа, мама и я – жили у Кати в её комнате коммуналки, а баба-Женя и баба-Катя жили в других комнатах других коммуналок с братьями моих родителей. От каждого родителя у меня было ещё по дяде.
  На даче же я жил сразу с двумя бабушками – с бабушкой Женей и её сестрой просто Катей.
  У Кати, кроме нас, никого не было, и была она очень доброй, самой доброй бабушкой, какие только бывают, а может, такой доброй вообще больше никогда не было. Меня она очень любила, а я её, но, увидев Катю на дорожке, ведущей к лесу, бросился в чащу. А потом через чащу наискосок к углу соседнего участка, а потом ужом под проволоку и к Андрюше.
  Я нашёл его возле домика его семьи, мало отличающегося от того съёмного сарайчика, где мы раздобыли спички, – только размерами да печкой.
  ¬Андрюша тут же понял, что случилось нечто, и быстро увёл меня в кусты бузины.
  – Что?
  – Нас засекла Лёшкина бабушка, когда мы спички жгли.
  – Дураки! Спички где?
  Я отдал ему коробок.
  – Это всё, что осталось?!
  – Да.
  – Болваны!
  – Андрей, поди-ка сюда!
  События развивались стремительно, по голосу и лицу нежданно появившейся возле бузинных зарослей Андрюшиной мамы, было понятно, что она уже что-то знает, а из-за спины её выглядывала Катя.
  Нас разводили по домам. Андрей сам потрусил к своему, не смея противоречить. Я успел услышать, как мама его спросила и очень строго:
  – Скажи мне, откуда вы взяли спички?
  Андрюша только прибавил ходу.
  Я тоже благоразумно не спорил с Катей и послушно пошёл к той самой торной тропинке, что от соседского участка до нашего дома. Меня только немного удивляло, зачем Катя взяла с собой ракетку для пинг-понга. В самом начале торной тропинки я понял зачем. А потом ещё и ещё, участок был у нас длинный, дом стоял примерно посередине, и половину участка, я раз за разом получал ракетное ускорение. Но Катя меня так любила, а я её, что даже не плакал.
  И вот мы дома. Я и две из трёх моих бабушек. И ничего ещё не кончилось, а началось судилище – в комнате за печкой, там где диванчик, на котором я спал и не спал, грезя себя героем. И над диванчиком на стене рог молодого лося, а на отростке рога детские вожжи, которые помогли мне научиться ходить.
  И вот приговор. И вот бабушки вдвоем уложили меня на диванчик, не на спину, а наоборот. И вот добрая моя Катя села мне прямо на ноги, а добрая, но строгая баба-Женя взяла те самые вожжи.
  И меня первый раз в жизни высекли!
  Не разводи костёр под домом!!!
  Честно говоря, я не в обиде.
  Да и вожжи эти легонькие из дерматина. Недавно я их отыскал. И рог у меня этот есть. Надо опять всё на стенку повесить.

 

[в пампасы]

 

Электронные пампасы © 2023

Яндекс.Метрика