У сороки заболело горло.
      - Слава тебе господи, - сообщила связке сушёных грибов белка, шуровавшая по хозяйству на соседней сосне, - а то от этих воплей уже не знаешь, куда деваться.
      Сорока первым делом полетела к родственнице, которая жила у болота.
      - Ты что, голос потеряла? - весело поинтересовалась та, оглядывая её со всех сторон.
      Сорока энергично закивала.
      - Хочешь одолжить немного провизии?
      Сорока помотала головой.
      - Хочешь посмотреться в моё зеркальце? - насторожилась родственница.
      Сорока с досадой махнула на неё крылом и полетела обратно.
      На дне оврага, пристроившись к берёзе, медведь чесал спину.
      - Чего? Охотник? Собаки? Нет? Чего тогда? Вот ведь сорочье племя, не поймёшь их сроду.
      И стал чесаться ещё усерднее.
      Расстроенная, полетела сорока дальше.
      За оврагом лиса учила лисят прятаться и ходить на цыпочках. Сорока села на ветку и раскрыла клюв.
      - Хр-ррр-аххх-ря.
      - Наверное, дождь собирается, - принюхиваясь, засуетилась лиса. Собрала лисят и увела их в нору.
      Сорока была в отчаянии. Домой она вернулась ни с чем. А между тем её так и распирало - хотелось рассказать, что на болоте головастики вывелись на неделю раньше, что медведь в овраге поел всю малину, а что не поел, то помял, что у лисицыного младшенького кривые зубки, как у папаши, и будет он, поди, таким же сердитеньким. Может, ей, как дятлу, начать выстукивать по дереву? Сорока скосила глаза на свой клюв. Жалко.
      - Что-то тихо без тебя, - проворчала белка и положила перед сорокой горсть спелой брусники. - На-ка, поешь. Ты где была? На горелой опушке? Видала, небось, сестрицу мою?
      - Атрх-хэ-рррур, - возразила сорока и закатила глаза.
      Белка со злобным удовлетворением кивнула.
      - Опять у неё новый хахаль. Так и знала! Когда я гуляла сразу с двумя, мама кусала меня за уши, а этой пожалуйста, всё можно.
      Ворча, белка удалилась в дупло и стала перекладывать с место на место свои запасы.
      Сорока принялась торопливо клевать бруснику.
      "Надеюсь, она лечебная. Надо поскорее с этим что-то делать, не то беда. Прямо беда".

Жила на свете лягушка, и один глаз у неё был розовый, а другой чёрный. Если лягушка просыпалась утром и открывала сначала розовый глаз, мир казался ей прекрасным и солнечным, намного лучше того, каким он был на самом деле. Если же она просыпалась и открывала сперва чёрный глаз, то всё вокруг становилось печальным и хмурым, намного хуже того, каким было на самом деле. Вот такие были у лягушки глаза.
      Однажды лягушка проснулась от того, что солнце припекало ей спину. Замерев, она гадала, какой глаз откроется первым - хороший или плохой, и какой день её ждёт. По правде сказать, она так устала от своих глаз, что на этот раз решила вовсе не открывать их, а просидеть целый день на кочке и, быть может, ещё поспать.
      Вдруг совсем рядом послышалось громкое чавканье, будто кто-то большой шлёпал губами и жевал. Лягушка так испугалась, что распахнула оба глаза сразу, - и тут же отпрыгнула в сторону. И как раз вовремя - огромная голова с большими замшелыми рогами, зависнув, принялась ощипывать траву с её кочки. Лягушка спряталась и стала разглядывать голову. Она увидела два блестящих выпуклых глаза, высматривающих сочные травинки, ноздри, подрагивающие, когда в них попадала роса, губы, шершавые и толстые, уши, похожие на два мохнатых лопуха. Это была всего лишь голова лося, и лягушка видела её такой, какой она была на самом деле. Не весёлая, добродушная мордашка с сияющей короной на лбу - как если бы она открыла розовый глаз, и не чудище с острыми копьями вместо рогов - как если бы открыла чёрный. Это был просто лось, который ел траву. Поняв это, лягушка развеселилась. Но тут лосю в ноздрю попала травинка, он фыркнул, громко чихнул, а лягушка отлетела и шлёпнулась в пруд.
      Попав в воду, она не мешкая поплыла прочь, держа оба глаза широко раскрытыми и замечая всё, что встречалось ей на пути: облепленные илом камни, вяло колышущиеся толстые стебли кувшинок, больших рыб, гоняющихся за маленькими…
      С тех пор уж больше никогда не знала лягушка беды со своими глазами, а видела всё как есть - и плохое, и хорошее.

[в пампасы]