Дзинь!..

В интернате

Тогда мне было лет одиннадцать. Я жил в интернате.

Как-то девочки попросили меня сыграть в спектакле «Золушка» роль принца. Я удивился:

- Почему я?

- У тебя кучеряшки, и ты худенький, – ответили они.

- Я не худой! – возразил я.

- Правильно. Стройный, как настоящий принц.

Это мне больше понравилось, и я спросил:

- А кто Золушка?

- Оксанка, – явно завидуя, сказали девочки.

Оксана была в нашем классе отличницей. Я немного подумал и согласился.

Настал день премьеры. В клубе – весь интернат. Девочки нарядили меня принцем: короткие спортивные штаны какого-то первоклашки, белые гольфы с бубончиками, балетные тапочки, девчоночья тонкая блузка с бантом на груди, самодельная корона… Ужас!

Я ни разу не выступал перед публикой. Нет, я не волновался, текст был простой. Но меня прямо-таки вытолкнули на сцену. Вместо приветственных рукоплесканий оглушил хохот. Он раздавался даже из-за кулис.

- Ну-ка, крошка, дай-ка ножку, туфельку примерить вам, – звонко произносил я назло всем. Дурацкий смех обозлил меня и придал решимости: пропадать так пропадать…

- Она мне впору, – отвечала то одна, то другая дочка злой мачехи.

- Нет, обман! Туфелька не впору вам! – говорил я ещё громче. Я был уверен в себе, как все принцы.

После спектакля на меня стал коситься Мишка Чубарь из старшего класса. Многие его боялись. Однажды он сказал:

- Будешь к Оксане подходить, получишь! – и показал кулак.

Я представить себе не мог, как его кувалда прошлась бы по мне. Но ещё обидней было то, что Мишка может мне что-то запрещать.

Дни шли один за другим. Я не подходил к Оксане, потому что было незачем: домашние задачи сам решал. Вообще, я никогда у неё не списывал, это другие если не ко мне, то к ней обращались.

А Чубарь всё не унимался. Иду по коридору, он – навстречу, глядит на меня сурово. Или во дворе издали сверлит злым взглядом. Или наш класс дежурит в столовой, накрываем на столы, а он с улицы в окно следит за мной, и дружки его с ним.

Маринка Нечаева, самая активная в классе, вдруг спросила:

- Почему ты Оксану с днём рождения не поздравил?

- Мы же поздравили всем классом, ─ ответил я.

- Так то классом!.. А между прочим, это она выбрала тебя принцем.

Я молчал.

- Может, трусишь?

- И вовсе нет, – сказал я.

- Ну, посмотрим. – Маринка мотнула косой и оставила меня в покое.

Не собирался я лично поздравлять Оксану, но и трусом выглядеть не хотел. Особенно перед девчонками.

К Оксане я всё же подошёл.

- Дай списать.

- Ты же сам можешь, – удивилась она.

Я чувствовал, как краснею, как горят уши.

- Давай вместе, – предложила Оксана.

Задачка попалась лёгкая. Но я почему-то и вправду ничего не соображал, сидя за её партой.

Васька, двоечник и доносчик, мне прошипел:

- Тебе же ясно сказали!..

В школьном саду, с интересом наблюдая за муравейником, я подумал: «Надо будет показать Оксане».

Человек пять вдруг подошли ко мне. Я выпрямился. Зажмурился не от ожидаемого удара – солнце слепило глаза. И не попятился, отошёл чуть в сторону, чтобы муравьёв не подавили. Чубарь подступил ко мне.

- Ну и худой! – вздохнул он. – Даже жалко.

Если б я возразил, что не худой, он меня точно сразу бы ударил. А так положил руку на моё плечо – и держит, словно мы друзья.

Если близко смотреть, глаза у Чубаря не такие уж и злые. Просто я на сцене представлялся принцем, а он в жизни прикидывался грозной силой.

Я никогда ещё ни с кем не дрался; никого ни за что не ударил, и меня никто не бил. Я не мог и представить, как это можно кому-нибудь причинить боль. Насилие казалось мне таким нелепым, чудовищным, несправедливым, злым явлением, что я даже не хотел об этом думать.

- Да не тяни, Чуб! – сказал один из ребят.

- Снять бы с малого штаны и посадить на муравейник, – насмешливо подсказал другой. Мне даже показалось, что Мишка лучше их: зрачки его глаз дрогнули от услышанного.

- Пусть живёт, – наконец примирительно произнёс Чубарь. И, уже собираясь убрать с моего плеча руку, неожиданно резко и сильно дал снизу локтем по подбородку. Я клацнул зубами и прикусил язык – больно, аж солнце померкло в глазах!

Я не упал. И не плакал. Просто смотрел им вслед, ощущая во рту солёную горечь крови и чувствуя, что взрослею.

Брошь

Каждый раз, идя в школу или возвращаясь из школы домой, я проходил мимо витрины магазина. Я учился тогда то ли в четвёртом, то ли в пятом классе. Обычно витрина меня не волновала: всё-таки не магазин игрушек и не спортивный даже, а разные товары для взрослых – одежда, посуда, прочие бытовые предметы. Но однажды, незадолго до маминого дня рождения, в витрине вдруг что-то разноцветно сверкнуло. Я внимательно всмотрелся в изящное изделие, прикреплённое к платью манекена: серебристый павлин с раскрытым веером хвостом, сплошь усыпанный, как мне казалось, бриллиантами. Вот это да! Вот бы это маме!

На ценнике прочёл: «Брошь – 10 руб.»

Мама иногда выдавала мне по десять копеек на стакан молока и булочку в школьном буфете. Я подсчитал: если эти деньги откладывать каждый день, насобираю нужную сумму только за четыре месяца!

С тех пор, поняв, что с подарком ничего не получится, я старался даже не глядеть в сторону витрины.

Накануне маминого дня рождения, придя из школы, я увидел на столике отчима деньги. В комнате никого не было. Из любопытства я пересчитал стопочку одинаковых красненьких десятирублёвок. Ровно десять штук. Сто рублей! Перед глазами заблестела, засверкала брошь! В голове мелькнула мысль: если взять одну денежку ─ всего одну, не больше ─ никто не заметит.

В следующую минуту я уже бежал в магазин с зажатой в ладони десятирублёвкой. Только бы не продали, волновался я, стараясь вспомнить, была ли сегодня в витрине брошь.

Повезло! Я едва успокоил дыхание. Но сердце билось учащённо.

- Для подружки? – открывая коробочку, весело спросила девушка-продавец.

- Для мамы! – ответил я.

Бережно прижимая подарок к груди, словно пряча от кого-то, я возвращался домой.

Весь вечер дома было тихо. Дядя Яков пришёл с работы и читал на диване. Мама, как обычно, хлопотала по хозяйству. Деньги отчима лежали на столике.

Я сладко засыпал, обнимая подушку, под которой таилась коробочка с павлином.

Утром, когда дядя Яков ушёл на работу, я поздравил маму с днём рождения. Павлина я подарил ей без коробки, чтобы она ничего не заподозрила.

- Откуда это у тебя? – удивилась мама.

- По дороге в школу нашёл…

- Булавка целая. – Мама стала рассматривать павлина с обратной стороны. – Жаль, потерял кто-то. Надо же! Вот чудо: жар-птица!

- Это павлин, – сказал я.

- Всё равно прелесть. Если тот, кто её потеряд, увидит на мне, верну. Спасибо тебе! – добавила она и поцеловала меня.

Мамин праздник прошёл тихо. Вечером, за ужином, дядя Яков спросил:

- По какому случаю пирог?

- У мамы сегодня день рожденья! – ответил я.

- Вот как! Поздравляю! – Отчим чмокнул маму в шею. – Извини, запарка на работе…

Он даже не заметил брошь на маминой блузке.

Я лёг спать в своей комнатке. И уже засыпал, когда крик отчима заставил меня приподнять голову над подушкой.

- Не хватает десятки! Тут было ровно сто рублей!

- Может, на кассе, когда зарплату выдавали, ошиблись?

- Не говори чушь!

- Или упала, когда ты их взял?

- Не говори глупости! Голову даю на отсечение: домой принёс сто рублей! Я проверял! Может, твой сынок?

- Тихо!... – шёпотом попросила мама. – Ты что!.. Он никогда не возьмёт. Сколько раз ты держал деньги на виду – и ни разу!.. Он не такой!

- Пойду, узнаю у него, – решительно сказал отчим.

- Он спит давно, не буди зря, – остановила его мама.

- Ладно, утром спрошу. Надо же!.. Ведь кругленькая сумма была, ровно стольник!

Меня охватил панический ужас. Укрывшись с головою одеялом, я сжался на кровати и стал думать, что сказать дяде Якову утром. Признаться или…

Рано утром меня разбудил грозный голос отчима:

- Ты не брал мои деньги на столе?

- Нет, – поспешил я ответить и повернулся лицом к стене.

- Честно, не брал? – недоверчиво повторил отчим.

- Ну что ты раньше времени его будишь! Да не брал он! Пусть ещё хоть немножко поспит! – выручила мама.

- Не брал, не брал… – сокрушался отчим. – Куда же деньги могли деться?!

Брошь мама не снимала, носила ещё несколько дней. А потом стала надевать только по особо торжественным дням: на праздник, в гости и, конечно, на свой день рождения.

Отчим больше не спрашивал о пропаже. Я же, когда видел на столике его деньги, не приближался к ним.

Всё обошлось. Но мамины слова «Он никогда не возьмёт… Он не такой…» долго преследовали меня. Я сочинил небылицу о том, что нашёл брошь; сказал отчиму, что не брал его деньги, но ведь я же украл их! Мучил вопрос: почему я не смог сознаться? Струсил? Соврал, чтобы скрыть свой нечестный поступок! Стыдно до сих пор…

Дзинь!..

Кто-то стреляет по окнам. Сижу за письменным столом, вдруг слышу: дзинь!.. – удар камешка о стекло. И так почти каждый вечер, как только стемнеет. Я, конечно, злюсь: не дают работать, да и стекло – штука хрупкая. Выхожу на балкон, смотрю на улицу, на противоположный дом и никого не вижу. Возвращаюсь к столу, опять: дзинь!.. Раньше этого не было. Пробовал не обращать внимания, думал, позабавится шалун и остынет. А он всё дзинь да дзинь. Как вызов!

Невозможно было эту дразниловку дольше терпеть. Я решил выявить хулигана.

Первая моя удача была в том, что я успел заметить движение в доме напротив, но твёрдой уверенности не было; даже когда я смотрел туда, камешки нет-нет да и постукивали. Был бы бинокль, я быстро уличил бы «снайпера».

Что же делать? Вот напасть…

Всё-таки в воскресное утро я этого хлопца приметил. На лоджии мальчишка лет одиннадцати сладко потягивался, зевая, а увидев меня на балконе, замер в неловкой позе.

Днём я возвращался из города и застиг шалопая во дворе. Он целился в кошку.

- Ух ты, какая у тебя рогатка! – будто заинтересовавшись, остановился я. – Наверняка далеко стреляет. Только по кошкам зачем?

- А чего они ночью воют, спать не дают, – то ли жаловался, то ли оправдывался он.

- Ну да, ты ведь на лоджии спишь.

- А где же ещё? Я всегда там летом ночую.

- Ты, наверное, двоечник?

Малый весело заморгал большими глазами:

- Откуда вы знаете?

- Лучше бы уроки делал.

- Так каникулы у нас!..

- И что же, отец позволяет? – кивнул я на рогатку.

- У меня нет папы, – сказал мальчонка, опустив глаза.

- Ну мама.

- А она не знает. Она поздно с работы приходит. А что вы всё пишете? – Мальчуган хитро взглянул на меня. – Доклад?

- Нет, я пишу рассказы для детей.

- О чём?

- Обо всём. Например, о мальчике, который стреляет по окнам.

Мальчишка покраснел.

- А по кошкам всё-таки не надо, – сказал я на прощанье.

Несколько дней мне не работалось. Без звона камешка о стекло было как-то даже неуютно – так привык я к знакомому звуку. Но в одно прекрасное утро, когда внизу шуршала вода из шланга и вместе со свежей сыростью поднимался в комнату сладкий аромат роз, меня ослепил солнечный зайчик, пущенный зеркальцем из дома напротив. Я вышел на балкон.

- Опять за своё! – сказал мальчугану.

- А можно к вам? Я хочу почитать, что вы пишете.

Я подумал: у меня есть для него интересные книги.

- Ну приходи!

За спиной мальчика появилась его мама. Паренёк показал ей рукой на меня и мигом исчез. А она, ещё толком не поняв, куда и зачем поспешил её сын, внимательно, с любопытством посмотрела в мою сторону…