Я очень хотела научиться кататься на коньках. На таких беленьких
«снегурочках», с хорошенькими чёрными каблучками и с зубчиками на мысках
стальных блестящих лезвий. Но купить их не так-то просто, даже в
центральном «Детском мире». Вчера мама до дома еле доползла, всё искала. Но
моего размера опять не было, только сорок второй.
Ох и весело на катке! Я так подолгу смотрела сквозь сетку хоккейной коробки
на пап, сосредоточенно шнурующих коньки своим малышам, на девочек в красиво
кружащихся вязаных юбочках, на шустрых краснощёких мальчишек с клюшками,
что уже не чуяла окоченевших пальцев рук и ног.
Однажды вечером приплелась домой грустная, заледенелая.
– Бери мои «канады», – сказала Дашка. – А что? Подумаешь, на три размера
больше, не беда. Обмотаем ноги газетой, три носка – и всё путём! Поедешь
как миленькая.
– А верно, – согласилась мама, – покатайся пока на этих, поучись.
Дашка придвинула стул и полезла на антресоли. Недолго погремев, она
извлекла на свет тяжёлые коричневые коньки, обшарпанные, с ржавыми
дырочками для шнурков и глубокими рытвинами от ударов.
– На, владей! Семейный трофей!
Настоящие! Кожаные хоккейные полусапожки!
– М-да, – скрестила на груди руки мама. – Это ж боевые средневековые
доспехи какие-то.
– Зато ни у кого из девчонок таких нет!
– Это точно. До тебя и Дашки на них гонял дядя Слава лет пятнадцать. А до
него...
Я обвернула ступни старой «Литературкой», надела поверх газет папины
хлопковые носки, обмяла как следует. Потом шерстяные тонкие и, наконец,
толстенные-здоровенные дедовы носочищи. Получились неуклюжие медвежьи лапы,
которые Дашка, пыхтя и чертыхаясь, помогла мне впихнуть в сапожки коньков.
Коньки мы долго шнуровали: шнурки на концах совсем разлохматились, и
приходилось их мусолить и подкручивать, пихая в маленькие сморщенные
дырочки. Затянули коньки туго–натуго.
– Вставай на коврик. Ну как?
– Здорово! В самый раз!
От счастья всё во мне ликовало. Мне хотелось немедленно испробовать
«канады» в деле. В упоении я прошлась по комнате и попыталась даже немножко
поскользить по коридору, красиво делая руками плавные балетные движения. Но
Дашка уже оделась.
– Пошли на каток!
– Ура–а–а! – завопила я. – Снимать?
– Не надо. Так пойдёшь. А то я там их не зашнурую на морозе.
До лифта было легко процокать, из подъезда по ступенькам тоже кое-как, вися
на Дашке, выбралась. А вот дальше… Хорошо хоть, по краям на дорожках
толстые наледи, которые дворник поленился потюкать ломиком, – по ним-то мы
и поползли. Через минуту я взмокла и сняла куртку. Дашка завязала её вокруг
себя и поволокла меня дальше.
Коробка в соседнем дворе. На весь квартал слышны азартные крики парней и
визг девчонок, щелчки клюшек и рикошет шайб от бортов катка. Весело!
Проход по коридорчику из раздевалки на лёд бугрист, исчерчен нетерпеливыми
лезвиями острых коньков. Под ногами мелкая ледяная крошка. Только бы не
отпустить Дашкину руку. Страшно!
– Эй! Трус не играет в хоккей! – Сестра хлопнула меня по спине и…
И вот оно! Я на льду. Стою.
– Слегка наклонись и коленки чуть согни. Да не цепляйся ты за меня! Я ж на
тебя грохнусь. Стой. Стоишь? Так. Держись за бортик. Иди. Но не прямо, а
ёлочкой. Чуть вправо, чуть влево, вправо, влево. Ясно?
Дашка прошлась коньковым шагом, и на запорошённом льду остались от её ног
широкие чистые полосы.
– Ага, ясно. Только не уходи.
Подъехал взрослый мальчишка, заулыбался Дашке.
– Сеструха твоя? Похожа.
– Ага, Катька. Жила у бабки с дедом, теперь со мной живёт.
– Тут нельзя без коньков, ща выйдет Трофимыч, заругается. Пошли покурим?
– Тс-с! Ты что! Застучит.
– Кать, ты тут сама, без меня покатайся, я поговорю с Генкой и вернусь.
Дашка осторожно отвезла меня за обе руки в дальний угол катка и побежала к
выходу. А навстречу ей выходит на лёд девочка из нашего дома. Дашка ей
что-то быстро сказала, показала пальцем в мою сторону и скрылась.
Девочка устремилась ко мне. Конёчки белые, всё на ней белое, а шапка с
большим малиновым помпоном. Очень красиво, шумно и кокетливо она тормознула
бочком.
– Привет. Ты Катя – Дашкина сестра? – скороговоркой спросила она
– Да.
– Я Ира. Была Хромугина, а теперь Николаева. У нас новый папа. Ты со мной в
одном классе будешь. В первом «В». Давай в салки! – Она тукнула меня по
плечу обледенелой варежкой. – Салка! – и понеслась как угорелая.
Потом обернулась в недоумении: почему я за ней не гонюсь? И увидела, как я
беспомощно перебираю деревянные перила бортика, робко переступаю ёлочкой.
– Ты что, не умеешь? Сейчас научишься. Смотри. Сперва отпустись. Отпустись,
тебе говорят! Так никогда не поедешь. Толкайся зубцами, вот так, вот так!
Но как раз этих-то зубцов у меня и не было!
– Погоди, я Славку позову. Славка-а!
Подъехал Славка, вихрастый круглолицый парнишка в настоящей хоккейной
форме, на спине огромная синяя цифра «5».
– Дай клюшку! На минутку–у!
– А зачем?
– Да у неё коньки мужские, учить трудно. Обопрётся на клюшку и поедет.
– Ну на, пробуй.
Клюшка – она деревянная. А держалка у неё не круглая, как скалка, а
четырёхгранная, чтоб удобнее держалась в руках. И чёрной тряпичной
изолентой вся замотана, чтоб не скользила. Кое-как, с клюшкой наперевес, я
сделала кружок, но действительно почувствовала себя увереннее как-то.
Подъезжая к ребятам, захотела пофорсить – мол, вон как я уже умею,– и
прибавила ходу. Ноги подлетели вверх, я грохнулась, пребольно ударившись
локтем об лёд. Но тут же вскочила и, сжав зубы, ещё быстрее заработала
клюшкой и ногами.
– Когда я учился, - сказал Славка, - я лёд чистил. Попробуй. – Он забрал
клюшку и помчался к ребятам.
Вскоре они привезли мне огромную лопату с металлической дугой вместо
черенка. И мы с Иркой вдвоём стали чистить каток. Это очень здорово! И
пусть дребезжание и шум ужасные, зато за нами – чистейший лёд, и все нам за
работу благодарны.
Домой меня Дашка на себе уже не несла.
– Я сама!
– Ну смотри, шмякнешься – не реви тогда.
– Вот ещё! Да я…
Страх какой! Чуть не грохнулась о мостовую башкой. Хорошо, Дашка рядом шла,
ухватилась за неё.
После школы – портфель на кровать, форму – в шкаф, по-быстрому сосиску с
гречкой – и гулять! Кататься!
На колготки – тёплые треники потолще, чтоб не больно падать, на ковбойку
–Дашкин вязаный свитер.
Через две недели я уже носилась с мальчишками хоть в салки, хоть в
колдунчики. Славка научил меня вести шайбу и тормозить, резко перекинув вес
и поднимая со льда волну снежных брызг. А Ирка и две Галки показали, как
делать подсечку, «фонарик» и «кораблик»: с девчонками мы в фигурное катание
играем.
И вот однажды мама говорит:
– Катюш, приятельница с работы предлагает фигурные коньки. У неё у дочки
нога выросла. Берём? Ничего, что поношенные. За тридцать рублей, с чехлами.
– Я свои «канады» люблю, мне их до старости хватит. Дай мне лучше рубль на
металлоремонт, желобок подточить.
В мастерской дедок надел на руку один мой сапожок, оценил рытвины, потрогал
клёпки, хмыкнул, цыкнул, усмехнулся.
– Братовы?
– Ага.
– Во черти. И что делают. Ну как так можно…
А я смотрела на огненные искры из-под его точила и думала: «И что в них
хорошего, в этих зубастых «снегурочках»? Так, понт один».
– Держи, осторожнее. Я там подклепал ещё чутка. Шестьдесят копеек. Сорок
сдачи. – Он бережно просунул в окошко мои заметно повеселевшие коньки.
По дороге домой я купила два вафельных стаканчика с кремовыми розочками.
Себе и маме. А мама подмигнула мне и сказала:
– Это ж сколько можно мороженого съесть на тридцать-то сэкономленных
рублей!
И мы принялись считать.
