В самом обычном городе, на Звёздной улице стоит дядюшка Фонарь. Когда темнота плюшевым пледом укрывает город на ночь, Фонарь включает лимонадный свет, чтобы никто не потерялся, не заблудился, отыскал свой дом.
На ветру дядюшка Фонарь плавно качается и чуть-чуть поскрипывает, потому что стар и многое повидал, оттого свет его похож на танец. А ещё на улице Звёздной тётушка Скамейка приглашает прохожих посидеть на ней и послушать истории старого Фонаря. Особенно разговорчив дядюшка Фонарь весной. Когда город расцветает облачной сиренью и сладкой черёмухой, ему кажется, что и он становится чуточку моложе, ярче, вдохновеннее. Недавно и я сидела на улице Звёздной, вдыхая цветочные ароматы, а дядюшка Фонарь рассказал мне чудесную историю.
Одним майским вечером горожане, обрадованные прекрасной погодой, весело переговаривались и прохаживались по дорожкам улицы Звёздной туда и сюда. Фонарь старался сделать этот вечер ещё удивительнее. Он касался светом каждого прохожего. Тётушка Скамейка принимала в свои дощатые объятья и влюблённые пары, и озорных подростков, и пожилых любителей вечерних прогулок.
Когда стало совсем поздно, и улица Звёздная опустела, тетушка Скамейка почувствовала, как что-то больно укололо её сучковатую спинку. Она ойкнула и чуть не выронила дубовую доску. Дядюшка Фонарь наклонился узнать, в чём дело, и разобраться с обидчиком тётушки. Никто на свете не должен был обижать Скамейку, без неё улица стала бы неуютной. Свет дядюшки Фонаря поймал горшок с игольчатым, мохнатым шариком. Колючая грустная головка устало склонилась к спинке Скамейки. От яркого света шарик дёрнулся и снова уколол Скамейку. Она ойкнула ещё громче.
Фонарь внимательно посмотрел на мохнатое чудо, грозно мигнул лампочкой и громко брякнул:
– Кто ты и почему так неуважителен к тётушке Скамейке?
Шарик в горшке втянул голову, опустил колючки и тихо ответил:
– Меня зовут Кактус. Простите, пожалуйста, я совсем не хотел колоться. Это вышло случайно, очень сожалею, что расстроил вас.
Тётушка Скамейка передвинула горшок с Кактусом к нарисованным на доске сердечкам. Это означало, что она не обижается.
Фонарь наклонился ещё ниже, чтобы рассмотреть Кактус как следует – зелёная кожа, взъерошенные рыжие взлохмаченные иголки, испуганные глаза.
Фонарь покачал плафоном:
– Такой маленький и такой колючий. Твоим иголкам может позавидовать швея Любаша из дома с улицы Лунной. Как ты попал сюда?
Кактусу стало чуточку спокойнее. Он поднял голову на радушный свет Фонаря, кивнул, и рыжие иголочки затряслись:
– Всё на свете со мной случается из-за колючек. В день, когда всем девочкам, женщинам и бабушкам дарят цветы – кажется, восьмого марта, – меня привезли в огромный цветочный магазин. Места прекраснее этого я ещё не встречал. Кудрявые тюльпаны, небесные колокольчики, пушистые мимозы и королевские розы наполнили магазин волшебными ароматами. Я обрадовался, увидев, что самая прекрасная алая Роза тоже пугает некоторых людей своими колючками. Я шепнул ей:
– Ты похожа на меня.
Роза от этих слов поёжилась, а золотистый Нарцисс засмеялся. Алая красавица ответила:
– Иголки нужны, чтобы отпугивать от моего великолепия недостойных. Я для смельчаков, не сравнивай меня с собой. Ты – всего лишь жалкий, колючий Кактус. Смирись.
К вечеру цветочный магазин опустел. На полу остались обломки веток мимозы. Усталая Продавщица уже собиралась закрывать двери, но на пороге появился высокий мужчина со скрипкой. Он желал купить букет роз или, в крайнем случае, фиалок, но Продавщица пожала плечами и кивнула на меня. Музыкант почесал подбородок, поглядел на часы и кивнул продавщице в ответ. А потом отнёс меня в подарок неизвестной Пианистке.
Она долго крутила меня в руках, затем поставила на фортепиано, чтобы я поддерживал ноты. Когда Пианистка переворачивала страницы, постоянно колола об меня длинные пальцы, сердилась и прекращала играть. Я очень старался не ранить пальцы Пианистки, отклонялся к нотам, но тогда я колол музыкальные строчки, и на меня ворчали Скрипичный Ключ и нота Ля.
Пианистка решила, что ей со мной слишком сложно, взяла горшочек и отправилась на улицу. Она решила разыскать Музыканта и вернуть меня обратно. Пианистка долго бродила по городу без толку. Усталая, она села на Скамейку и долго о чём-то размышляла, а после побежала вслед за ветром, забыв о несчастном горшке с Кактусом.
Так я оказался здесь. Я ждал, что она вернётся. Как бы ни было сложно нам вместе, но никого другого я не знал так близко. Всматривался в прохожих, стараясь не поранить тех, кто садился неподалеку. Пианистка не вернулась, а я от грусти уколол уважаемую Скамейку.
Тётушка Скамейка вздохнула и охнула, а Фонарь погладил Кактуса по игольчатой голове тёплым светом. Вдруг Фонарь заметил на макушке Кактуса крошечный бутончик и звонко спросил:
– Значит, ты тоже можешь цвести не хуже Розы?
Кактус кивнул:
– Продавщица в магазине сказала Музыканту, что тогда, когда я почувствую настоящую любовь, расцвету и стану особенным. Только трудно найти того, кто полюбит Кактус.
Фонарь распрямился, посмотрел по сторонам, заглянул в окна домов. Он понимал, что расцвести Кактусу даже на такой уютной, дубовой Скамейке будет непросто.
Скоро сильный ветер принесёт майские грозы, и они зальют, простудят маленький Кактус до последней колючки. Стенки его горшка не выстоят перед раскатистым громом и страшными молниями. Ветер, ливни, гром, молнии, – разрушат его не со злости, а оттого, что ничего не понимают в домашних цветах.
Так размышляя о доме для Кактуса, Фонарь вдруг заметил дворника Петрова. Дворник целыми днями следил за чистотой и порядком на улице Звёздной. Он жил неподалёку – на втором этаже высотки, но домой всегда уходил поздно. Иногда он рассказывал Фонарю, как грустно ему в одиночестве пить чай и разговаривать с молчаливой пустотой квартиры.
Дядюшка Фонарь обрадовался приятелю дворнику и весело замигал лампочкой. Петров улыбнулся в ответ и подошёл к нему. Только
хотел присесть на Скамейку, чтобы поболтать с Фонарём, как обнаружил, что там уже имеется гость – Кактус. Петров аккуратно взял его за треснувший горшок.
Кактус поднял колючки, чтобы случайно не уколоть огромные руки дворника Петрова. Тот присвистнул, коснулся рыжих иголок Кактуса, а следом и своей бороды, хохотнул:
– Ты смотри, какое совпадение, моя борода такая же колючая и мохнатая. Чей же ты есть, приятель? Наверное, тебя кто-то потерял?
Кактус распрямил рыжие иголки, поднял головку и удивлённо глянул на дворника. Никто никогда в жизни не называл его приятелем.
Фонарь осветил всё вокруг, чтобы дворник Петров понял – у Кактуса никого нет. Здесь – на Скамейке – на этой Звёздной улице – в этом городе – он совершенно один.
Дворник Петров огляделся, следуя взглядом за светом Фонаря. Встал, прошёлся по Звёздной. Она была абсолютно безлюдна. Петров, насвистывая тихую, приободряющую мелодию, вернулся к Фонарю, Скамейке и Кактусу. Глянул на плотное, затянутое чернотой небо, почесал затылок, о чём-то подумал. Поставил горшок с колючим шариком на сильную ладонь, прищурил один глаз и сказал:
– Ночью будет дождь. Не просто дождь, ливень что надо. Прополощет землю, выстирает листву, напитает корни деревьев. Только ты вот, совсем не дерево, даже не куст. Домашнее существо. Так что, нельзя тебе, приятель, оставаться на улице. Поживешь пока у меня на окне. Чем не дом? Горшок найду новый, без трещин. Напишу объявление и повешу на двери подъезда, где тебя следует искать. На тот случай, если тебя, все же, потеряли.
Кактус от счастья зашевелил иголочками, щекотнул мозолистые пальцы дворника. Тот хохотнул, подмигнул дядюшке Фонарю:
– Верно я говорю?
Фонарь утвердительно замигал. Дядюшке стало радостно оттого, что Кактус теперь не промокнет и не заболеет. Тётушка Скамейка улыбнулась резной доской. Ей тоже стало спокойнее и легче. Кажется, Кактус обрёл новый дом. Петров отнес Кактус на теплый подоконник своей кухни.
Спустился на первый этаж, над входной дверью повесил объявление, написанное синей ручкой на половинке тетрадного листа:
«Дворник Петров нашёл цветок. Особые приметы: высоко держит голову, имеет мягкую и рыжую щетинку, неприхотлив, одинок. Потерявшему хозяину для любви и воссоединения обращаться в квартиру номер восемь высотки по улице Звёздной – каждый будний и выходной вечер».
На подоконнике Петрова было чудесно жить в новом просторном горшке. В окно виднелись улица, Фонарь, Скамейка и даже дворник с метлой. Кактус очень надеялся, что Пианистка не станет его забирать обратно.
По вечерам Петров рассказывал приятелю весёлые истории, а по выходным подравнивал ножницами свою бороду и колючки Кактуса, изредка поливал его чистой водой. Кактусы ведь не любят много влаги, им важнее забота, солнечный свет и подходящий горшок.
Как-то мимо дома дворника Петрова в консерваторию спешила та самая Пианистка. Накрапывал минорный дождик, и она решила переждать его, прячась под козырьком подъезда. Там-то она и увидела объявление, написанное на половине тетрадного листа. Отчего-то Пианистке захотелось навестить квартиру номер восемь, посмотреть на Петрова и забытый ею на Скамейке Кактус. Пианистка протянула длинные пальцы к объявлению, чтобы сорвать его, решив вечером на обратном пути посетить указанную квартиру.
Фонарь заметил это и что-то осторожно шепнул шумному Ветру. Тот крутнулся возле Фонаря, вырвал из рук Пианистки половинку листа и куда-то понёс. Тётушка Скамейка заскрипела, а Пианистке показалось, будто бы кто-то крикнул:
– Спеши, лови.
Пианистка дёрнула острыми плечами и гордо ответила:
– Не очень-то нужны мне дворник Петров и его Кактус. Уважающие себя пианистки бегают только за нотными страницами.
Она вспомнила, что в консерватории её дожидается на репетиции Музыкант со скрипкой, и поспешила к нему под мелодию тёплого дождя.
Ветер же решил отнести объявление как можно дальше. На всякий случай. Он оставил его на молодом дубе, что рос на улице Лунной. Дождь смыл часть синих чернил с объявления, но солнце высушило его, и некоторые слова всё же сохранились.
Когда с работы возвращалась швея Любаша, ей под ноги упала половина тетрадного листа. Любаша подняла объявление и прочла: «Дворник Петров... Особые приметы – высоко держит голову, … мягкую рыжую щетину, неприхотлив, одинок. Для любви и воссоединения … квартиру номер восемь высотки … Звёздной – каждый … вечер».
Швея провела по объявлению мягкой ладонью, улыбнулась, дома примерила синее в белый горошек платье и отправилась к дворнику Петрову. Она тоже была одинока. К тому же, майский вечер был розовым, ароматным и тёплым.
Дядюшка Фонарь, издали заметив швею Любашу, приветственно зажёгся. Ему нравилось слушать, как Любаша поёт и хохочет. Дворник Петров поливал Кактус и увидел в окно, как она весело кружится в каплях вечернего дождя. Дворник восхищённо шепнул: «Какая красота, приятель!»
Фонарь осветил голову Петрова, чтобы Любаша его увидела.
Та улыбнулась, помахала дворнику половиной тетрадного листа. Он открыл окно и спросил:
– Вы по объявлению, за Кактусом?
Любаша поправила шёлковое платье и ответила:
– Я по объявлению, за дворником Петровым. Для любви и воссоединения.
С тех пор в доме дворника Петрова стала жить Любаша. Кактусу тоже очень понравились её песни, искренний смех и забота, поэтому на его мохнатой макушке расцвел первый нежный цветок.
Швея никогда не обижается на острые колючки мохнатого шарика, потому что знает толк в иголках.
Кактус иногда радует дворника и его Любовь своим цветением. Но даже когда его голова покрыта только одними колючками, не грустит.
Знает, что для Петрова и Любаши он и с цветком, и с иголками – самый прекрасный, самый чудесный.
