Когда проехали мост через реку, асфальт стал бугристый и дырявый, а машин совсем не было – ни впереди, ни навстречу. Тим спросил:
– А мы вообще куда едем?
Папа взглянул на него в зеркальце заднего вида.
– Егора помнишь? – спросил он.
– Это у которого бабушка с синими волосами?
– Ну, бабушка – это неважно. Главное, что Егор – сын моих друзей, Корниенок, и мы едем к ним в гости, в деревню.
Далековато, конечно…
Четыре часа ехали! За четыре часа до Африки добраться можно. Если на самолёте.
С трассы свернули на узкую дорогу с потрескавшимся асфальтом, с неё – на дорогу, выложенную плитами, с плит на песчаную, по которой плыли, как на акваскутере по морю, а когда песок кончился, осталось две узких колеи с травой и подорожником посередине. Травинки щекотали живот машины, и она еле-еле терпела, чтобы не захихикать, она никогда ещё не была в такой глуши.
– Пап, – сказал Тим. – А правда же, «подорожник» и «внедорожник» – рифма и друзья!
Папа рассмеялся и подмигнул Тиму в зеркальце обратного вида.
Тим тоже улыбнулся. Правильно он придумал, что нельзя отпускать папу в такое далёкое, опасное и непонятное путешествие. Тим вспомнил утро. Оно казалось далёким, как Новый год.
Тим проснулся и понял, что мамы дома нет – никто не разговаривает громко по мобильному и не смеётся, и музыка не играет.
На кухне осторожно гремела посудой няня Валерия Константиновна. Совсем рядом, под дверью, папа чем-то шуршал и негромко напевал, или просто рассказывал песню:
– Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой…
Тим вспомнил, что было ночью, и мигом выскочил из кровати.
Папа увидел Тима и поспешил улыбнуться. А Тим заметил – папа жалеет, что не успел собраться и уйти до того, как Тим проснулся.
– Что, Тимофеище? – ласково сказал папа.
Тим молчал.
Папа сел на корточки и обнял его за плечи.
– Я уезжаю, – сказал папа и прибавил: – Ненадолго. А мы с тобой перезваниваться будем и по скайпу тоже…
Тим кивнул. «Ненадолго… – подумал он. – А у самого вон какой рюкзачище…»
– Ну иди, – сказал папа. – Мне собраться надо…
Тим ушёл в свою комнату и прислушивался, как папа собирается, звенит ключами и какими-то железками, открывает дверь, закрывает. Двери лифта открылись и закрылись с подвыванием.
Тим забрался на подоконник. Во дворе папа уже завёл машину и теперь укладывал рюкзак, протирал фары, открыл капот и наливал во внутренности машины масло, чтобы она хорошо себя чувствовала, и воду для дворников.
Нет, папу нельзя отпускать одного...
Когда Тим выбежал во двор, дверь подъезда очень громко хлопнула. Папа поднял голову от капота машины, и они с Тимом посмотрели друг на друга.
– А знаешь, поехали! – решил папа. – Поехали вместе, точно.
И они ехали-ехали-ехали, папа молчал, потом включил музыку, потом какие-то детские книжки, чтобы Тиму не было скучно, но Тим и так не скучал, он всё думал, что будет дальше…
Ночью Тим проснулся оттого что мама и папа разговаривали на кухне то очень громко, то совсем тихо, и в конце концов что-то стукнулось, брякнуло, покатилось, и мама сказала громко и очень сердито:
– Иди найди другую дуру!
Поэтому всё утро, пока папа собирал рюкзак, и пока они ехали, Тим думал, где же он будет искать какую-то дуру? Зачем искать? Где? Во-первых, почему другую? Значит, одна у папы уже есть? Кто? Во-вторых, это очень трудно, ведь никто не сознается, что он – в смысле она – дура. Обидно же, всё-таки… В-третьих, может, она злая какая-нибудь или противная, заставит есть молочную лапшу с пенками или манную кашу с комками. В-четвёртых… В-четвёртых, вообще в этом мамином задании было что-то не то…
Тим и папа въехали в еловый лес. Ёлки трогали машину лапами и удивлялись – ну вы далеко забрались.
А на одной ёлке, на толстом суку висел железный лист с намалёванными краской толстыми буквами: «Пятница-Плот – классное село!»
Вдруг ёлки закончились, и показалась поляна с домиками.
Дом Корниенок зарос травой по самые окошки. Но возле упавшего забора красовался ярко синий железный столб с красным телефонным аппаратом.
Папа немножко посигналил, мол, выходите, Корниенки, мы тут. Из домика по соседству вышел дядька с банкой молока в руках. Дядька был похож на Буратино, который вырос совсем большим и даже немножко состарился.
– Тебе молоко надо? – спросил дядька, как будто давно дружил с папой. – Возьми молока пацанёнку… Тёплое, только подоил… Во люди, во дожили, никому молоко не надо…
– Корниенки-москвичи тут живут? – спросил папа у молочного Буратино.
– Москвичи все в Кошки ушли, – дядька достал из кармана папиросу, подул в неё и закурил. – Велопоездом.
– Ты, друг, извини, мы немножко неместные. Что за Кошки, каким велопоездом?
– Батюшка наш, отец Василий, велопоезд затеял. Чтобы, значит, на велосипедах в отдалённые деревни ездить, куда машина не пройдёт. Продовольствие подвезти, пилюли, одёжу, если у кого лишняя, или так помочь – воды натаскать, дровишек там… В таких деревнях одни бабки старые… Хорошо отец Василий придумал. А то куда же… Сами о себе не позаботимся, никто и не вспомнит. Государство нас в расчёт не берёт… Прошлый год приезжали одни, меряли-меряли, а тут мерь, не мерь… Один тут у нас на рыбалку пошёл, ветролёт лётал-лётал, да где уж, а кости потом нашли… – непонятно забормотал он и вдруг сказал совершенно чётко: – Морозов Борис Юрьевич, – и протянул папе ладонь, похожую на доску. – Дядя Боря, значит.
– Гриша, – сказал папа. – А это – Тимофей.
– Дыши, Тимофей, – посоветовал дядя Боря. – У нас тут воздух целебный, прямо хоть эти ставь, как их, дома для больных, чтобы выздоравливали…
Красный телефон на синем столбе зазвонил пронзительно и настойчиво. Буратинский дядя Боря и ухом не повёл.
– Телефон не бери, – строго предупредил он. – Нам оттудова гадости говорят. Кто сколько за свет задолжал, или там, у кого строение пожароопасное, разбирать надо… Вон Витьки Луковкина дом… Витька сам в Питер уехавши, к другу армейскому на свадьбу… Уж лет двадцать как… А мы ждём – вдруг приедет… Если избу его разберём, где ему жить, как воротится…
Дядя Боря пошмыгал носом и достал ещё одну папиросу.
– Угостишь? – спросил папа.– Я потом в автолавке куплю.
– Да ладно, – дядя Боря махнул рукой и улыбнулся.
– Пап, ты же не куришь, – удивился Тим.
– Ничего, одну можно, – объяснил дядя Боря. – Тут воздух…
Папа и дядя Боря молча курили, и было видно, что им нравится курить и вообще хорошо на лавочке.
Папа покурил-покурил и спросил деловым голосом:
– Ну что земляк, дуры-то у вас есть?
– Дуры? – дядя Боря серьёзно задумался, даже губами пошевелил, видно, прикидывал в уме и вспоминал дур. – Нет. Нету.
– Прямо вот нету?
– Опоздал ты, москвич. Дуры наши в Англию уехали. Все до одной. Автобус с утра приходил. Тут прямой есть, на Англию, но редко ходит. Дур всяких собирает, на заработки, в няньки там или так… Со всех деревень дуры набиваются в автобус и едут…
Папа спросил:
– Заливаешь, земеля?
– Говорю, в Англию. Да вот хоть у Нинки Савосиной спроси… У ней дочь предыдущим рейсом уехала… Ничего, деньги шлёт, фотокарточки с этим, как его, Беном-то, где часы… Нинк! – позвал он, сложив ладони рупором в сторону домика на другом конце поляны.
Никто не выглянул, наверное, не расслышали.
Дядя Боря снова раскурил погасшую папиросу, затянулся как следует и забормотал:
– Такие пироги. Конечно… Это самого... Рыбнадзор пришёл, а у меня всё попрятавши... Восемнадцать кошек, и всем жрать надо... Сети поставил, а шуга идёт, снесло... У нас тут один весной за сморчками ушёл... На третий день хватились, стали искать... Тут течение быстрое… Потом кости-то нашли… Дай писят, – вдруг опять ясно сказал он и внимательно посмотрел на папу.
– Ты что, земляк? – удивился папа. – Каких ещё писят?
– Пять-де-сят рублей, – старательно сказал дядя Боря.
– За что же? – ещё сильней удивился папа. – Мне вот просто так ни копейки никто никогда не давал. Разве что мама с папой в детстве, на булочку с изюмом. Мы Корниенкам помогать приехали, давай, и ты помогай. Забор у них вот-вот упадёт, крыша худая, палисадник зарос. Дел полно, давай помогай, денег заработаешь, корову купишь…
– Корову! – обиделся дядя Боря. – Удивил! Коровы тут у каждого. Я плазму хочу. И зубы новые…
Помолчали.
– Места тут хорошие, ягодные… – снова заговорил дядя Боря. – Хотя всяко бывает, конечно… У нас одни тут по весне поехали в сельсовет, голосовать, что ли, или выбирать кого… Ну, потом нашли кости-то…
Из-за высокой травы и кипрея появилась девушка с рюкзачком.
– Оооопаньки! – сказал дядя Боря. – Автобус сломался? А тебя тут как раз спрашивают, – и он подмигнул Тиму.
Девушка подошла поближе и серьёзно посмотрела на Тима с папой и дядю Борю глазами тёплого цвета. Смотрит, как будто к тебе прикасается что-то тёплое.
– Вы с сайта любителей топинамбуров? – радостно спросила она.
– Мы дуру ищем, – сказал Тим.
– Отвечай, Настя. Ты дура? Или они дальше бродить пойдут? Вон пацанёнок уже бледный весь… – строго сказал дядя Боря.
– Ой, дядьборь, и не говори! – она рассмеялась. – Дура и есть. В Англию намылилась! Да что мне эта Англия, когда тут самый подореховик пошёл… Такой питательный гриб – и мариновать, и сушить, и жарить, а уж пироги с подореховиками… Попросила остановить, и обратно… Всего-то двенадцать километров, если через лес… Нет, это пусть Наташка с Олеськой по Англиям мотыляются, а я за подореховиками пойду… Полдня, считай, потеряла… Корзину уже могла набрать… А топинамбуры мои? На кого я их оставила?
И она побежала в припрыжку к домику с пёстрыми цветами на окнах.
Из лесу показался довольно длинный велопоезд… Впереди ехал здоровенный дядька с волосами в хвостик – отец Василий. Велосипеды подпрыгивали на кочках, отец Василий запевал, и все весёлыми голосами подхватывали песню:
– Колумб! Америку открыл! Страну! Для нас! Совсем иную! Чудак! Зачем он не открыл! На нашей у-ли-це! Пив-ну-ю!..
Тим и папа переглянулись. Они попали в хорошее правильное место, под названием деревня Пятница-Плот на реке Логовежь, хотя никакой вежливый логопед в этой реке никогда не тонул и даже не купался.
В этой деревне и её окрестностях всё время случается что-нибудь странное, смешное, чудесное и невероятное. Про деревню Пятница-Плот я обязательно напишу целую книжку, вот честное слово, обещаю, правда…
А пока – пока!
Подпись автора