Маленький чёрный жучок появился на парте неизвестно откуда. Уверенной быстрой походкой он направился прямо к раскрытому учебнику, вскарабкался на него и остановился на карте древнего мира, не дойдя двух сантиметров до Карфагена. Рядом был нарисован воин с копьём, схвативший за волосы упирающуюся рабыню.
      - Гляди! - толкнул меня Юрка в бок. - Боится в Средиземное море лезть.
      Жучок не двигался. Видно, размышлял, стоит ли ему, в самом деле, лезть в Средиземное море.
      Юрка тихонечко пнул его кончиком карандаша. Жучок двинулся вперёд, ненадолго задержался на голой коленке воина, потом развернулся и пошёл обратно, вглубь Африки.
      Я быстро достал из портфеля линейку и преградил ему путь к отступлению. Но тот, не дойдя до линейки, взял курс на Египет. Затем влез всё-таки в Средиземное море и опять остановился, выбрав для передышки остров Крит.
      - Я ему имя придумал, - сказал Юрка.
      - Какое?
      - Гомер.
      - Почему Гомер?
      - Бродит по свету, поёт себе песни про Одиссея… Ну и вообще…
      Тем временем Гомер опять попытался улизнуть в Африку. Но Юрка так пихнул его карандашом, что из Средиземного моря тот перелетел сразу в Балтийское, перевернулся на спину и забарахтался между страницами.
      - Что, Гомерчик, холодно? - ехидно проговорил Юрка, наклоняясь над картой. - Что, не нравится?
      В этот момент сверху опустилась рука Николая Михайловича и захлопнула учебник.
      Юрка вздрогнул и задрал голову.
      - Николай Михайлович, вы Гомера раздавили! - воскликнул он несчастным голосом.
      В классе засмеялись. Юрка, изо всех сил стараясь казаться серьёзным, невинно смотрел в глаза историку. Но силы его быстро таяли. Юркины щеки надулись, сам он сделался красным и вдруг - икнул. Потом ещё раз. И ещё.
      Опять все захохотали.
      - Я не нарочно, честное слово, - попытался Юрка оправдаться, но начал икать ещё чаще.
      Николай Михайлович нахмурился.
      - Вот что, Шевельков. До конца урока ещё двадцать минут, так что, к счастью, ты его не весь сорвал. Иди водички попей, обдумай своё поведение и не показывайся мне сегодня на глаза.
      Не переставая икать, Юрка направился к двери.
      Меня будто кто-то за язык дёрнул:
      - Как же он попьёт водички, она же не кипячёная?
      - Вот что, Сорокин, - совсем рассердился историк. - К тебе тоже относится всё, что я сказал твоему другу. До свиданья.
      Я вышел из класса вслед за Юркой.
      Юрка дожидался меня в коридоре, улыбаясь во весь рот.
      - А я икать перестал!
      - Поздравляю, - буркнул я.
      - Понимаешь, икаю и не могу остановиться. Ну, думаю, всё! Ещё чуть-чуть - и заворот кишок. Аж живот заболел.
      Назавтра истории не было, так что настоящие неприятности начались два дня спустя. Едва Николай Михайлович вошёл в класс и повесил карту, Юрка опять начал икать.
      - Кончай, - сказал я ему. - Не смешно.
      - Какие уж тут шу-ут-ки, - ответил он.
      В классе снова захихикали. Пуще прежнего нахмурился историк. И через пять минут Юрка уже закрывал за собой дверь со стороны коридора.
      На перемене он жаловался:
      - Фантастика какая-то! Как только вышел из класса, сразу икать перестал. Что я, специально, что ли, икал? Что я, дурак, что ли?
      Я не успел ответить утвердительно, потому что прибежал Орлов и, сияя от удовольствия, сообщил, что нас вызывает директриса.
      Когда мы вошли в кабинет, она сидела за длинным столом и рассматривала нас прищурившись. Посередине стола стоял графин с водой, и я подумал, удобно ли Юрке пить из директорского графина, если опять ему вздумается икать?
      - М-да, - покачала головой директриса. - Не ожидала от тебя, Шевельков. А от тебя, Сорокин, и подавно.
      Она выдержала длинную паузу. Юрка вздохнул. Я пожалел своих родителей.
      - Ну? Что молчите?
      - Я сам от себя не ожидал, Мария… Пахомовна! - воскликнул Юрка. - Я…
      - Маргарита Прохоровна, - поправила директриса.
      - Я сам от себя не ожидал, Маргарита… Пахомовна. Я как историка опять увидел…
      - Николая Михайловича.
      - Я как Николая Михайловича опять увидел, так на меня икота опять напала. Наверно, у меня на него иммунитет.
      - Что-что у тебя на него? - изумилась Маргарита Прохоровна.
      - Ну этот… Как его…
      Открылась дверь, и в кабинет вошёл историк.
      - Присаживайтесь, Николай Михайлович, - пригласила директриса. - Будем решать, что с ними делать. Оказывается, у Шевелькова на вас иммунитет.
      Юрка виновато взглянул на учителя и вдруг икнул.
      Николай Михайлович побледнел и чуть не опустился мимо стула. Видимо, такое безрассудное хулиганство было выше его понимания. Дрогнувшей рукой он налил из графина полный стакан и выпил его залпом.
      - Вот видит-е, - радостно икал Юрка. - Я же не обман-ываю!
      - Прекратить паясничать сейчас же! - директриса ударила ладонью по столу и поднялась с места. - Значит, мне, как ты предлагаешь, нужно сделать выбор: либо Николая Михайловича уволить с работы, либо тебя оставить на второй год.
      - Ничего я не предлагаю, - пробормотал Юрка.
      - Ну как же? Уроки истории ты теперь посещать не в состоянии. А с двойкой по истории я тебя в следующий класс не переведу. Просто права не имею. Не так ли, Николай Михайлович?
      Николай Михайлович откашлялся, как будто собирался произнести речь. Но ничего не сказал, а просто кивнул.
      И тут меня осенило.
      - Шевельков не виноват! - закричал я. - Гомер во всем виноват. Он, наверное, заразный. Надо класс опрыскать!
      Директриса посмотрела на меня, потом на Николая Михайловича, потом опять на меня. Ужас мелькнул в её глазах.
      - Нет, - вздохнул Юрка. - Гомер сегодня отсутствовал, а я всё равно икал.
      Это было правдой.
      - А почему это ты, интересно, икать перестал? - подозрительно произнесла директриса.
      - Ой, и правда! - удивился Юрка. Он набрал в грудь побольше воздуха, шумно его выдохнул и взглянул украдкой на Николая Михайловича.
      Но с учителем творилось что-то непонятное. Он сидел уже не бледный, а розовый и, казалось, не дышал. Взгляд его был устремлён на противоположную стену. Он не издавал ни единого звука, но через короткие промежутки времени вздрагивал всем телом.
      Директриса забеспокоилась.
      - Что с вами, Николай Михайлович?
      Тот встал, взмахнул руками, будто отмахиваясь от невидимых насекомых, и выбежал из кабинета.
      - Ты его икотой заразил, - шепнул я Юрке.
      Зазвенел звонок с большой перемены.
      Директриса потёрла пальцами виски и вдруг резко спросила:
      - Кто вам рассказал про Гомера?
      Мы переглянулись.
      - Николай Михайлович…
      - Во второй четверти ещё.
      Она покачала головой:
      - Эх вы! Ничего-то не знаете. Это было его университетское прозвище. Он самостоятельно выучил древнегреческий язык. Его на кафедре оставляли. Бескорыстнейший человек! Ему бы наукой заниматься, а он с вами мучается, остолопами. Ступайте!
      Мы ждали, что она вспомнит про наших родителей, снизит оценки по поведению или ещё какую-нибудь придумает нам казнь. Но директриса молча перебирала на столе бумаги, словно уже забыла про нас. Мы тихо вышли и осторожно прикрыли дверь.
      Идя по коридору, Юрка вдруг остановился у окна и приложил палец к губам. Я посмотрел в окно. На школьном крыльце стоял Николай Михайлович и курил. Он был без пальто и без шапки, снег падал ему прямо на голову, ложился на плечи. На голове у него я заметил маленькую лысину. Впервые я глядел на учителя сверху вниз. И мне его было жалко.

[в пампасы]