Ольга Алексеевна открыла классный журнал, и стало слышно, как этажом выше бухает в спортзале баскетбольный мяч.
– Меня сейчас вызовет, по глазам вижу, – шепнул Юрка.
– Скоро звонок, – попытался я его успокоить.
– Нет, вызовет, по глазам вижу.
– К доске пойдёт Костиков, – объявила Ольга Алексеевна.
Толстый Шура Костиков неуклюже выбрался из-за парты и шаркая побрёл между рядами.
– Не учил, по ушам вижу, – огорчился Юрка.
Костиков стоял у доски, опустив голову.
– Учил? – спросила Ольга Алексеевна.
Костиков молчал, переминаясь с ноги на ногу. Его большие розовые уши стремительно краснели.
– Садись, Костиков, – вздохнула Ольга Алексеевна. – Двойка.
– Не в духе она сегодня, ой не в духе! – зашептал Юрка. – По помаде вижу.
– По какой помаде?
– По губной, какой же ещё!
– При чём тут помада? – удивился я.
– В том-то и дело, что нет помады! – Юрка взглянул на учительницу и затараторил мне в ухо: – Не успела себя в порядок привести, даже губы не помазала. Значит, в семье что-то не клеится, с мужем поругалась, чашку разбила, суп пересолила, всё из рук валится – какая уж тут помада!..
Я посмотрел на Юрку и покрутил пальцем у виска.
– Таня Ерёмина, – вызвала Ольга Алексеевна.
– Отмена крепостного права сопровождалась разорением бедных слоёв крестьянства, – с воодушевлением начала отличница Ерёмина.
До звонка оставалось совсем чуть-чуть. Юрка расслабился и развалился на стуле. Потом посмотрел на Ольгу Алексеевну, наклонился ко мне и произнёс:
– Вообще-то она тётка не вредная. Всё у неё ещё наладится, по причёске вижу.
– Как это? – не понял я.
– Как, как! – рассердился Юрка. – Не видишь, что ли? Причёска модная, симпатичная. С такой причёской она быстренько ещё раз замуж выйдет. Второй раз уже не ошибётся, подберёт мужчину работящего, покладистого…
– Шевельков! – раздался голос Ольги Алексеевны. – Продолжи ответ Ерёминой. Садись, Таня. Пять.
Юрка встал, посмотрел на часы и тяжело вздохнул.
…На перемене Юрка открыл дневник и принялся внимательно рассматривать новую двойку.
– С неохотой поставила, – говорил он. – Разве это двойка? Вон Валентина за диктант, гляди, какую пару поставила. Жирная, аж на следующей странице отпечаталась. А это что за двоечка? Крохотная, с завитушкой какой-то. Нет, с большой неохотой поставила. По почерку вижу!
Юрка пришёл в школу какой-то грустный. Или задумчивый. В общем, не такой какой-то.
Я решил, что он просто не выспался. Или встал не с той ноги. Но Юрка даже на переменах не носился по коридору, не кричал, не толкался. Он стоял у окна и строго на всех поглядывал.
– Ты чего? – спросил я.
– Ничего, – сказал Юрка и опять нахмурился.
Я решил к нему не приставать. Если он что-то придумал, всё равно первый заговорит. Надолго его не хватит.
Но Юрку хватило аж до большой перемены. Наконец он отвёл меня в самый конец коридора и, убедившись, что никто не подслушивает, произнёс тихо:
– Скажи, ты мог бы без меня обойтись?
Я сначала подумал, что он про парусник. Мы три дня уже склеивали новую модель у меня дома. Совсем чуть-чуть осталось.
Я огорчился:
– Ты что, не придёшь вечером?
– Не в этом дело. – Юрка мотнул головой. – Ты вообще мог бы без меня обойтись?
– Без тебя, что ли, склеить?
– При чём тут склеить! Представь, что меня нет. Что бы ты делал?
– Ну, – я пожал плечами, – подождал бы денёк. Клей лучше схватится.
– Ты что, не понимаешь, что ли! – закричал Юрка. – Нет меня и никогда не было! Смог бы?
– Чего ты орёшь? – рассердился я. – Чего смог бы?
– Обойтись. Без меня...
«Вот привязался», – подумал я и оглядел Юрку с ног до головы. Ему, пожалуй, пора было постричься. Или хотя бы расчёску завести. Волосы у него плясали во все стороны. Левое ухо почему-то было запачкано синей пастой. Из-под пиджака вылез край белой рубашки в горошек.
Никак нельзя было представить, что его нет. Как же нет, когда вот стоит! К стенке прислонился.
Я пожал плечами и спросил:
– А ты без меня?
– Нечестно, – возмутился Юрка. – Я первый спросил. А ты отвечай. Только честно.
– Наверное, смог бы, – честно ответил я. – Если тебя нет, я с тобой вообще бы не познакомился никогда.
– Я так и думал, – вздохнул Юрка и двинулся прочь, бормоча: – Друг называется...
– Постой, – догнал я его. – А ты-то сам смог бы без меня обойтись?
Юрка остановился. Посмотрел мне прямо в глаза и тоже честно ответил:
– Не знаю... Иногда я думаю, что не смог бы. А иногда, что смог бы.
Мне вдруг сделалось грустно. Всё-таки он смог бы без меня обойтись. Иногда, но смог бы... Тьфу ты! Всё настроение испортил.
До конца уроков мы не разговаривали. Изредка я поглядывал на Юрку. Он сидел на своей третьей парте у окна, смотрел на тополь, начинающий уже зеленеть, и неизвестно было, о чём он думает. Наверное, дуется на меня.
Но из школы мы, как всегда, вышли вместе.
Мы шли и молчали. Довольно противно было так идти. Я начинал всё больше и больше на него злиться, и мне стало казаться, что без Юрки я и вправду спокойненько мог бы обойтись. Вдруг он спросил, не поворачивая головы:
– Слушай, а без кого ты вообще не смог бы обойтись?
Заговорил наконец!
– Без родителей, наверно, – ответил я, немного подумав. – А ты?
– Без родителей, конечно, не смог бы.
– А без Пирата?
– Без Пирата? – Юрка остановился и посмотрел на меня. – Ты что! Он знаешь как меня всегда ждёт! Я только дверь в подъезде открою, а Пират уже лает на весь дом. Радуется, что я пришёл.
– Ну ладно, – согласился я. – А знаешь, без чего ты уж точно не смог бы обойтись?
– Без чего?
– Без воздуха.
– Ха! Без воздуха никто не смог бы. И без воды тоже.
– Я где-то читал, – вспомнил я, – что когда на Земле не было суши, а был один сплошной океан, люди дышали жабрами. И обходились без воздуха.
– Ну сказанул! Это ж когда было! Тогда и людей не было.
– Я читал, что были.
– Откуда же они взялись?
– Из космоса. Их высадили осваивать Землю, но потом что-то там случилось, взрыв какой-то, и за ними никто не прилетел. Считалось, что от обезьяны люди произошли, а оказывается – из космоса.
– И негры тоже?
– Ну да... – кивнул я, правда, не очень уверенно. – И негры. У них же там, в космосе, разные национальности живут.
– А я вот о чём думаю! – воскликнул Юрка. Он опять был прежним. – Вот если самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?
– Чего-чего? У какой ещё мухи?
– Ну, муха в самолёте летит! Залетела в самолёт, когда он ещё на земле был, где-нибудь на юге. И полетела в Петербург.
Я засмеялся.
– Да я сам видел! – закричал Юрка. – Мы летом возвращались с юга, и с нами муха летела. Даже на нос мне села один раз.
На меня напал такой смех, что я даже портфель в руках не мог держать и поставил его на землю.
– Ой не могу! – задыхался я, раскачиваясь из стороны в сторону. – На нос села!.. Муха!.. С ушами!..
Юрка с опаской глядел на меня. Потом сам хихикнул раза два и тоже захохотал. Так мы стояли и хохотали прямо посреди тротуара, а прохожие обходили нас и глядели на нас, как на ненормальных.
...Поздно вечером, когда я уже лежал под одеялом, у нас зазвонил телефон. Мама долго кого-то расспрашивала: почему так поздно, не случилась ли чего? Потом вошла в комнату и позвала:
– Вставай. Тебя Юра к телефону. Говорит, очень срочно.
Я прошлёпал на кухню и взял трубку.
– Привет! – услышал я Юркин голос. – Я тут думал... В общем, я, наверно, не смог бы без тебя обойтись. Алло? Ты слышишь?
– Слышу, Юрка, - ответил я улыбаясь. – Я тоже не смог бы. Честно.
Мы помолчали.
– Ну ладно, – сказал Юрка. – Тогда пока?
– Ага. До завтра.
Я тихо повесил трубку.
– Что Юра звонил? – спросила мама. – Ты чему улыбаешься?
– Да так... Мам, как ты думаешь, когда самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?
Мама всплеснула руками:
– И это называется «очень срочно»! Нашли о чём разговаривать по ночам. Нет, я телефон отключу, ей-богу! Иди спать скорей.
И я пошёл, хотя спать совсем расхотелось.
Из открытой форточки пахло весной. Прозрачная занавеска чуть подрагивала от влажного воздуха. Сперва осторожно, а затем всё уверенней и громче застучал по подоконнику дождик. К утру, подумал я, он смоет остатки грязноватого талого снега. Первый весенний дождь в этом году.
В синем небе, становясь всё меньше и меньше, растворялся голубой воздушный шарик. Я следил за ним, пока не закружилась голова. На секунду зажмурился, и шарик исчез. Растворился в синеве.
И в этот миг небо вспыхнуло разноцветными огнями, дрогнула земля и все закричали «ура!».
Я шёл домой и думал про голубой шарик. Интересно, как высоко он взлетел? На километр, наверно. Или на три. А что потом с ним будет? Лопнет или пойдёт на посадку?..
Однажды, когда я был совсем маленький, мама принесла с первомайской демонстрации воздушный шарик. Красный, с петухом на боку. Два дня шарик жил на потолке. Когда я тянул вниз длинную нитку, то ощущал пальцами его упругую силу. На третий день шарик сморщился и оказался на полу. Не вынес неволи.
…Дома мне влетело за то, что поздно вернулся и гулял без кепки.
– Учти, – сказала мама, – заболеешь – не буду с тобой нянчиться.
Наутро у меня распухло горло и поднялась температура. Маме пришлось нарушить суровое обещание. Я полоскал горло эвкалиптовым отваром и пил маленькими глотками горячее молоко с жёлтой плёнкой расплавленного масла. Приходилось терпеть эту гадость. Оставалось полмесяца до летних каникул, и болеть не имело смысла. Мама тоже так считала. Она принесла три килограмма египетских апельсинов, зелёных, но сладких.
– В них витаминов много. Ешь и выздоравливай скорей.
«До Египта воздушный шарик вряд ли дотянет», – подумал я.
– Да! – вспомнила мама. – Дядя Слава звонил. Спрашивал, что тебе на день рожденья купить.
Из-за ангины я и забыл, что мне через три дня двенадцать лет. Что же попросить-то?..
– Может, брюки? – подумала вслух мама. – А то ходишь неизвестно в чём. Стыдно перед людьми.
– Пусть воздушные шарики подарит, – сказал я. – Штук десять.
– Какие шарики? – удивилась мама. – Ты как маленький ребёнок, ей-богу!
Я и сам удивился, спросив про шарики. Да и где их взять? Это в праздники появляется на Московском проспекте дядька с газовым баллоном. К нему так и валит народ со своими… даже не шариками ещё, а так, тряпочками резиновыми. Дядька поворачивает кран. Газ шипит! Шарик надувается! И вот он уже над головой. Ты крепко держишь суровую нитку, обмотав ею указательный палец для верности. А шарик дёргает тебя за палец, как будто подговаривает: айда на небо!
К дню рождения я уже почти выздоровел. Мама испекла торт в духовке и вынула из шкафа свежую скатерть.
К вечеру стали собираться родственники. На моём столе появились шахматы, книга «Таинственный остров», игра «Морской бой» и фонарик. Позже всех пришёл дядя Слава.
Он шагнул в коридор, а за ним, толпясь и мешая друг другу, втиснулись в дверь… воздушные шарики! Раз, два, три… Десять штук!
Среди родственников началась паника. Все кричали и ахали. Шарики расползлись по потолку. Сверху свисали толстые нити и колыхались, как зелёные водоросли. А я глядел на дядю Славу, улыбался и любил его больше всех на свете!
Когда за столом стало шумно и на меня перестали обращать внимание, я ушёл в свою комнату. Я уже знал, что буду делать, как будто только об этом и думал все эти дни.
Я вырвал из тетради в клетку десять страниц и принялся за работу. Аккуратно, стараясь писать без ошибок, я заполнял их одинаково: «Кто найдёт этот шарик, пусть, пожалуйста, пришлёт письмо по адресу…»
Писал я, наверное, час, а может, и больше. Даже пальцы одеревенели. Перечитал десятый листок, подумал немного и вывел непослушной шариковой ручкой: «Меня зовут Вадик. Мне сегодня 12 лет».
Листки я свернул трубочками. Нитки стягивали их посредине, и получались бумажные бантики – чуть меньше тех, с которыми играют котята. Потом я открыл балкон и все десять шариков с привязанными записками один за другим уплыли в темноту.
Дверь на балкон ещё оставалась открытой, когда в комнату заглянул дядя Слава. Он посмотрел на потолок, затем на меня, и его весёлая улыбка стала растерянной и беспомощной. Я отвернулся, боясь заплакать.
– Вадик, ты с ума сошёл! – оттеснив дядю Славу, воскликнула мама. – Только что с постели и стоишь на сквозняке!..
Почувствовав что-то, она замолчала. И вдруг всё поняла.
– Вадик… Ты их выпустил?.. Как же тебе не стыдно! Дядя Слава весь город обегал, чтобы их достать. От завода шёл пешком! Как же можно быть таким неблагодарным!..
Слова солёным комом застряли у меня в горле. Я чувствовал, что ничего не сумею объяснить. Ни дяде Славе, ни маме, ни даже себе.
Дядя Слава обнял маму за плечи и увёл в коридор, тихо прикрыв дверь. Гости начали расходиться.
…Наступило лето. Я уехал в лагерь на целых две смены. А в августе маме дали отпуск и мы с ней поехали на Чёрное море. Дикарями! Мы жили в замечательном месте, оно называлось Якорная Щель. Я каждый день нырял с маской, чтобы отыскать эту щель, а если повезёт, и якорь. Домой мы вернулись перед самым первым сентября. Еле достали билеты. Зато в городе все на нас оглядывались, пока мы шли с вокзала, такие мы с мамой были загоревшие.
Мама зашла к соседке, которой оставляла ключ от почтового ящика, и принесла целую пачку газет. Я включил газ и поставил чайник.
– Вадька! – вдруг воскликнула мама и удивлённо посмотрела на меня. – Тебе письмо!
– Мне?
Я взял конверт и осмотрел его со всех сторон. Мне ещё никто не писал писем. Может, это ошибка? Но в строчке «кому» было написано «Вадику». И адрес был наш.
Я осторожно вскрыл конверт и вынул первое в моей жизни письмо. Вот что я прочёл:
«Здравствуй, Вадик! Пишет тебе Нина по фамилии Савушкина. Мне тоже 12 лет. Вчера я копала картошку на огороде и нашла сдутый шарик и твою записку. Она была немножко сырая, потому что два дня назад был дождь. Но буквы не смылись, и я сумела всё разобрать. Я решила, что ты проводишь интересный опыт, правда, не поняла, какой. Наверное, мне нужно было вернуть тебе твою записку. Но я только что узнала, что, когда она высохла, бабушка растопила ею печку. Хорошо, что я успела переписать твой адрес. До свидания! Нина Савушкина».
– Можно посмотреть? – спросила мама.
Я почувствовал, что краснею, кивнул и пошёл в ванную. В зеркале отразилась моя глупая физиономия с застывшей улыбкой. Я долго смывал её холодной водой, но она появлялась опять, и ничего тут нельзя было поделать.
За чаем мама хвалила Нину Савушкину, какая она молодец. Даже картошку сама копает.
– Надо бы тебе её поблагодарить. Жаль, обратного адреса нет. Постой-ка… – Мама взяла конверт и принялась рассматривать почтовый штемпель. – «Ленинградская область. Дворики», – прочитала она. – Прелесть какая! Дворики! Наверное, деревня. Или село. Принеси-ка атлас.
Я снял с книжной полки географический атлас СССР. Мы сантиметр за сантиметром обшарили всю Ленинградскую область, но Двориков так и не нашли.
– Этот атлас устарел, – решила мама. – Нужно купить новый.
Новый атлас мы так и не купили, и я так и не поблагодарил мою ровесницу из деревни Дворики. Остальные девять шариков, подаренные дядей Славой, пропали без вести. Но это уже не имело значения.
Шарики возвращаются! Спасибо тебе, Нина Савушкина!