Для меня музыка - это всё. Только не симфоническая, не "Петя и волк". Я её не очень. Я люблю
такую, как тогда играл музыкант на золотом саксофоне.
Мы с моим дядей Женей ходили в Дом культуры. Он врач-ухогорлонос. Но для него музыка - это всё. Когда в Москву приехал
один король джаза - негр, все стали просить его расписаться на пластинках. А у дяди Жени пластинки не было. Тогда он
поднял свитер и на рубашке фломастером король джаза поставил ему автограф.
А что дядя Женя творил на концерте в Доме культуры! Свистел, кричал, аплодировал! А когда вышел музыкант в соломенном
шлеме, зелёных носках и красной рубашке, дядя Женя сказал:
- Ну Андрюха! Толстое время началось.
Я сначала не понял. А как тот отразился, красно-золотой, в чёрной крышке рояля! Как начал разгуливать по залу и дуть,
дуть напропалую в свой саксофон!.. Сразу стало ясно, что это за "толстое" время.
Зрители вошли в такой раж, что позабыли все приличия. Вытащили дудки и давай дудеть, звенеть ключами, стучать ногами,
у кого-то с собой был пузырь с горохом!
Музыкант играл как очумевший. А я всё хотел и хотел на него смотреть. Там всё про меня, в этой музыке. То есть про
меня и про мою собаку. У меня такса, его зовут Кит. Я за такую собаку ничего бы не пожалел. Она раз пропала - я чуть
с ума не сошёл, искал.
- Представляешь? - говорит дядя Женя. - Он эту музыку прямо на ходу сочиняет. Всё "от фонаря". Лепит что попало!
Вот это по мне. Веселиться на всю катушку. Самое интересное, когда играешь и не знаешь, что будет дальше. Мы с Китом
тоже - я бренчу на гитаре и пою, а он лает и подвывает. Всё без слов - зачем нам с Китом слова?
- И у меня были задатки, но их не развивали, - сказал дядя Женя.
Он стоял в очках, галстуке, с портфелем-дипломатом.
- Я в школе, - говорит, - считался неплохим горнистом. Я мог бы войти в первую десятку Советского Союза по трубе.
- А может, и в первую пятёрку, - сказал я.
- И в первую тридцатку мира!
- А может, и в двадцатку, - сказал я.
- А стал простой ухогорлонос.
- Не надо об этом, - сказал я.
- Андрюха! - вскричал дядя Женя. - Ты молодой! Учись джазу! Я всё прошляпил. А тебя ждёт необыкновенная судьба. Здесь,
в Доме культуры, есть такая студия.
Дядино мнение совпадало с моим: джаз - подходящее дело. Но вот в чём загвоздка - я не могу петь один. Неважно кто,
даже муха своим жужжанием может скрасить моё одиночество. А что говорить о Ките? Для Кита пение - всё! Поэтому я взял
его с собой на прослушивание.
Кит съел полностью колбасу из холодильника и шагал в чудесном настроении. Сколько песен в нас с ним бушевало, сколько
надежд!
В Доме культуры навстречу нам шёл вчерашний музыкант без саксофона, с чашкой воды. Он наклонился и дружески похлопал
Кита по спине. При этом у него из кармана выпал пакетик чая с ниткой.
Кит дико не любил, когда его так похлопывают, но от музыканта стерпел. Правда, мигом уничтожил пакетик чая. Он вообще
всё всегда поедал на своём пути. Но делал это не злобно, а жизнерадостно.
Я спросил:
- Где тут принимают в джаз?
- Прослушивание в третьей комнате, - ответил музыкант.
На двери висела табличка: "Зав. уч. частью Наина Петровна Шпорина". Я постучал. Я так волновался раз в жизни, когда
Кит изжевал и проглотил калошу. Я чуть с ума не сошёл, всё думал: переварит он её или нет?
Стройная красавица с длинным носом сидела у пианино и выжидательно глядела на нас с Китом.
- Я хочу в джаз!
Я выпалил это громко и ясно, чтобы не подумали, что я мямля. Но Наина Петровна указала мне на плакат. Там было
написано: "Говори вполголоса".
А я не могу вполголоса. И я не люблю не звенеть ложкой в чае, когда размешиваю сахар. Приходится себя сдерживать,
а я этого не могу.
- Собаку нельзя, - сказала Наина Петровна.
- Кит любит джаз, - говорю. - Мы поём с ним вдвоём.
- Собаку нельзя. - сказала Наина Петровна.
Вся радость улетучилась, когда я закрыл дверь перед носом у Кита. Но необыкновенная судьба, которую прошляпил дядя
Женя, ждала меня. Я сел на стул и взял в руки гитару.
Мне нравится петь. И я хочу петь. Я буду, хочу, я хочу хотеть! Держитесь, Наина Петровна, - "говори вполголоса,
двигайся вполсилы"! Сейчас вы огромное испытаете потрясение!..
Наина стояла, как статуя командора, и я не мог начать, хоть ты тресни! Чтобы не молчать, я издал звук бьющейся
тарелки, льющейся воды и комканья газеты...
- Стоп! - сказала Наина Петровна. Руки у неё были холодные, как у мороженщицы. - "Во по-ле бе-рёз-ка сто-я-ла..." -
спела она и сыграла одним пальцем. - Повтори.
- "Во по-ле бе-рё..."
- Стоп, - сказала Наина Петровна. - У тебя слуха нет. Ты не подходишь.
Кит чуть не умер от радости, когда меня увидел.
"Ну?!! Андрюха? Джаз? Да?!!" - всем своим видом говорил он и колотил хвостом.
Дома я позвонил дяде Жене.
- У меня нет слуха, - говорю. - Я не подхожу.
- Слух! - сказал дядя Женя с презрением. - Слух - ничто. Ты не можешь повторить чужую мелодию. Ты поёшь, как НИКТО
НИКОГДА до тебя не пел. Это и есть настоящая одарённость. Джаз! - сказал дядя Женя с восторгом. - Джаз - не музыка.
Джаз - это состояние души.
- "Во по-ле бе-рёз-ка сто-я-ла..." - запел я, положив трубку. - "Во по-о-ле..."
Я извлёк из гитары квакающий звук. Взвыл Кит. На этом фоне я изобразил тиканье часов, клич самца-горбыля, крики чаек.
Кит - гудок паровоза и гудок парохода. Он знал, как поднять мой ослабевший дух. А я вспомнил, до чего был жуткий мороз,
когда мы с Китом выбрали друг друга на птичьем рынке.
- "ВО ПО-ЛЕ!!!"
Из мухи радости мы раздули такого слона, что с кухни примчалась бабушка.
- Умолкните, - кричит, - балбесы!
Но ПЕСНЯ ПОШЛА, и мы не могли её не петь.
...Дядя Женя удалял больному гланды. И вдруг услышал джаз.
- Джаз передают! - воскликнул он. - Сестра! Сделайте погромче!
- Но у нас нет радио! - ответила медсестра.
...Вчерашний музыкант заваривал новый пакетик чая, когда ему в голову пришла отчаянная мысль: сыграть "горячее" соло
на саксофоне под паровозный, нет, лучше пароходный гудок!!!
...А в Новом Орлеане король джаза - негр - ну просто совершенно неожиданно для себя хриплым голосом запел:
- "Во по-ле берёзка стояла! Во поле кудрявая стояла!.."
И весь Новый Орлеан разудало грянул:
- "Лю-ли, лю-ли, сто-я-ла!!! Лю-ли, лю-ли, стояла!!!"
