На двери квартиры № 19 висела табличка из жести. Вот такая:

      Как странно, раньше я её никогда не замечал.
      В этой квартире жили три поколения дружной семьи Полтергейстовых: бабушка, дедушка, мама, папа и сын Коля.
      С Колей Полтергейстовым мы учились в параллельных классах и иногда гуляли во дворе, хотя он мне не очень нравился. У него, как ни встретишь, всегда грязные руки.
      - Чистые руки - чистые помыслы, - не раз повторяла Бабака, и я с нею полностью соглашался.
      А ещё у Коли до сих пор не выпали молочные зубы. Хотя ему, как и мне, одиннадцать лет. Меня это не то чтобы смущает, но как-то настораживает.
      Я нажал на звонок.
      - Входите. Не заперто, - крикнул кто-то, как мне показалось, издалека.
      Действительно, было не заперто, и я вошёл.
      В квартире было сумрачно, как в лесу.
      - Ау! - позвал я.
      - Ау! - ответили мне откуда-то справа.
      - Ау-ау! - снова позвал я.
      - Дом-музей Полтергейстовых по коридору налево, - ответили мне.
      - Странно, - сказал мне внутренний голос, - сворачивай всё-таки направо.
      На всякий случай я послушался его и свернул направо.
      Внутренний голос оказался прав.
      Я очутился в просторной комнате эпохи ампир. А может быть, рококо - я не сильно разбираюсь. Кругом висели старинные портреты каких-то вельмож в кудрявеньких рамах. На полу лежали шкуры зверей и стояли кованые канделябры с восковыми свечами, которые плакали прямо на паркет. Из мебели были какие-то стульчики по углам на гнутых ножках.
      На одном таком стульчике сидела толстая бабушка Полтергейстова. На ней было малиновое бархатное платье с кружевным воротничком и кломпены поверх носков. Это такие деревянные башмаки, которые в Голландии носят.
      Я подумал: прямо как в нашем краеведческом музее - там тоже бабушка в углу и картины...
      - Здравствуйте, - поздоровался я с Полтергейстовой.
      - Цсссс! - она посмотрела на меня сердито и приложила к губам палец. - Соблюдай тишину!
      - Простите, - сказал я шёпотом и стал разглядывать картины.
      Они были очень красивые, эти картины. На одной, например, был изображён рыцарь на коне. Сверху у него были доспехи, а снизу - очень живописные ноги в лосинах и пышных шортиках. Но больше всего мне понравился конь. В хвосте и в гриве у него были бантики.
      На следующей картине была нарисована бледная тётенька с кораблем на голове. У корабля были чёрные паруса, по палубе разгуливали матросы, а на капитанском мостике стоял одноногий пират с подзорной трубой и попугаем.
      На других картинах в основном были мужчины по пояс - в париках и лысые. Такие картины мне не очень нравились.
      Но вот прекрасная картина! На ней старый мастер талантливо изобразил людей из разных фруктов. У одного мужчины, например, нос был сделан из банана, а подбородок - из яблока. А у другого, постарше, были глаза из слив и рот из мандариновых долек. У женщины были виноградные волосы и румяные щёки из вишни. А у её ребёнка - крепкие кукурузные зубы.
      Я залюбовался. Великолепное полотно! Я даже отошёл на пять шагов, как учила меня мама, и откинул голову, чтобы полюбоваться побольше.
      И тут я заметил, что ребёнок на картине показывает мне язык! Из груши! А потом ещё и фигу из каштана!
      Я сразу уловил в этих грязных каштановых пальцах и мелких кукурузных зубах что-то знакомое...
      - Коля? Полтергейстов? Это ты?! - я не поверил своим глазам.
      - Чшшш! - зашипела на меня бабушка. - Пшшшш!
      - Ну я! - сказал нарисованный Коля. - Кто ж ещё?
      - А зачем ты в картину залез? - я был в недоумении.
      - Залез? - вскрикнула Колина мама, тётя Оля Полтергейстова. - Что за манеры, о Мальчик?
      - Мы никуда не залезали и ниоткуда не вылезали, с вашего позволения, - с достоинством сказал Колин папа. - Нас написал маслом великий итальянский мастер Джузеппе Арчимбольдо!
      - Арчибальдо? - не расслышал я.
      - Арчимбольдо! - повторил Колин папа и почесал свой банан.
      - Понятно, - я как-то стушевался под строгими взглядами Полтергейстовых. Особенно меня нервировал их дедушка со своими сливами-буравчиками.
      - Скажите, а зачем вам нос, кхе-кхе, из банана? - чтобы прервать неловкую паузу, спросил я у Колиного папы.
      - Чтобы им нюхать, - ответил он, как волк из "Красной шапочки".
      Понятно, что нюхать, я же не дурачок. Но почему именно бананом? Меня это интересовало больше всего.
      - Дурак ты, Костян! - сказал мне Коля. - Это же направление в живописи такое. Фруктизм.
      - Маньеризм, - поправила его мама.
      - Умозрительный ребус, - сказал кто-то с пола.
      Я обернулся - это была медвежья шкура. Она заунывно продолжила:
      - Арчимбольдо применяет в своих циклах один и тот же приём на глухом чёрном фоне воздвигаются антропоморфные пирамиды из нагромождённых друг на друга предметов они написаны с абсолютной зрительной адекватностью они обладают какой-то сюрреалистической навязчивостью с изумительной изобретательностью импровизирует Арчимбольдо свои композиции в которых горы фруктов цветов живых существ складываются в причудливые полуфигуры и тут же оборачиваются нарядными празднично одетыми современниками художника персонажи Арчимбольдо это умозрительные конструкции но они удивительно декоративны изящны хотя иной раз впечатление которое они рождают осложнено гротеском иногда необходим зрительный поворот изображения на 180 градусов чтобы из хаоса вещей проявилось чьё-то лицо миска с овощами в особом ракурсе скрывает лицо "Огородника" страшный "Повар" составлен из жареного поросёнка и обезглавленной курицы¹.
      Шкура замолчала так же внезапно, как и заговорила.
      Я был потрясён.
      - Хотите, я прочту вам стихи? - неожиданно предложил Колин дедушка и, не дожидаясь ответа, прочёл:

      - Слышь, Костян, - сказал Коля, - завтра контроша по инглишу, так что я в ауте. Загони им там, что у меня свинка, - и хрюкнул.
      - Свинка, свинка, свинка! - заплакали в канделябрах свечи.
      - Свинка? - я покосился на его родителей.
      Сейчас они ему, наверное, врежут.
      - Нет, лучше коклюш! - радостно предложила Колина мама.
      - Коклюш, коклюш, коклюш! - заголосили свечи.
      - Или двухсторонний бронхит с осложнениями! - счастливо засмеялся Колин папа.
      Ничего себе! Вот это я понимаю, дружная семья! Какое взаимопонимание, какая взаимовыручка! Просто удивительно!
      - Хорошо, я передам, - пообещал я.
      - Ну, давай, покеда! - сказал мне Коля. - А то мы через пять минут закрываемся.
      - Подождите! - заторопился я. - У вас был мой хомяк? Фома Фомич?
      Полтергейстовы переглянулись.
      - Мне господин Вонючка² сказал, что Фома к вам заходил, - на всякий случай добавил я.
      - Д-да, - неуверенно сказала Колина мама. - Он забегал тут...
      - Чшшш, - зашипела на неё из угла бабушка.
      - Но только на минуточку, - быстро прибавила мама. - Водички попить.
      - Водички? - разочарованно повторил я.
      Неужели это действительно так? Неужели он просто водички?.. Что-то мне подсказывало, что Полтергейстовы чего-то не договаривают. Вон и лица свои фруктовые от меня отворачивают. А дедушка вообще глаза закрыл, притворяется, что спит...
      Вдруг я заметил, что Коля подаёт мне какие-то знаки лицом. Он шевелил своей грушей и скалил кукурузу. Да, он определённо на что-то намекал! Но на что? Я ничего не понимал...
      - Коля, я всё вижу, - угрожающе сказала из угла бабушка Полтергейстова. - Молодой человек, - обратилась она ко мне, - дом-музей Полтергейстовых закрыт на ужин и сон. Подите вон.
      Она взяла меня за руку и повела на выход. Ладошка у неё была сухая и с каким-то шариком посередине.
      - По вторникам у нас санитарный день, - многозначительно сказала бабушка и отпустила мою руку.
      - До свидания! - успел сказать я прежде, чем за мной захлопнулась дверь.
      Оказавшись в подъезде, я разжал руку и обнаружил у себя в ладони печёный каштан. Я быстро сунул его в рот и раскусил.
      На одной половинке каштана было мелким почерком написано:

      А на другой:

      Неужели бабушка? А чего она тогда шипела? Или это Коля передал? Телепатически... Может, я в нём ошибался?..
      В любом случае мне действительно следовало поторопиться.

¹ Тем, кто усомнился в реальном существовании такого необыкновенного художника, предлагаем взглянуть на его картины. http://www.terra-z.ru/archives/1698
² Один из персонажей повести, обитатель мусоропровода.

В шестнадцатой квартире на первом этаже жил какой-то худой мужчина. Он был не очень людимый, поэтому я знал о нём немного.
      Этот мужчина коллекционировал кактусы. Я сам видел - в окошко, с улицы - они через занавеску просвечивали. Кактусов у него было ужасно много, причём всяких разных: с цветами и без, малюсеньких и до потолка, и даже, представляете, были лысые!
      Я позвонил в дверь.
      Через некоторое время мне открыли - через цепочку.
      - Вы к кому? - из щёлочки высунулся кусочек бороды. Он был зелёный. А ещё из щёлочки дуло горячим ветром.
      - Здравствуйте. Я сосед с пятого этажа, - сказал я, ощущая на зубах какие-то песчинки. - Можно к вам на минуточку?
      Кусочек бороды шевельнулся, словно в раздумье, и исчез за дверью.
      Я немного постоял.
      Потом я постоял ещё немного.
      Потом ещё.
      Когда я уже собирался уходить, дверь распахнулась и меня чуть не сшибло волной горячего воздуха. Из квартиры дунуло ТАК, что я еле-еле устоял на ногах.
      - В-входите! - еле расслышал я далёкий голос, заглушаемый порывами шквального ветра.
      Я ухватился за дверной косяк (чтобы меня не сдуло в подъезд) и скакнул в квартиру.
      Это была пустыня.
      Да, это была никакая не квартира № 16 по улице Ленина, 35, а пустыня. Кругом синело небо, белели барханы и зеленели кактусы. Вероятнее всего, это была Сахара. Я понял это, когда распробовал на зубах сладкий сахар. Его мне надуло в рот ветром, который тут бушевал.
      "Наверное, я попал в песчаную бурю", - сообразил я.
      - Наверное, я не вовремя! - крикнул я хозяину квартиры, которого никак не мог разглядеть из-за сахарной взвеси в воздухе.
      - Н-ничего! - крикнул он мне в ответ. - Сейчас уже кончится!
      И точно. Как только он так сказал, буря сразу кончилась. Очень неожиданно. Но весьма кстати.
      Теперь я мог разглядеть своего соседа во всей красе.
      В двух словах, передо мной стоял Человек-Кактус.
      На нём был чёрный котелок и чёрный же костюм-тройка с розовым галстуком-бабочкой. В руке Человек-Кактус держал трость с набалдашником в виде человеческой головы. У самого Человека-Кактуса человеческой головы, в привычном смысле этого слова, не было. Из плеч у него рос бородатый кактус.
      Наверное, я слишком долго и откровенно разглядывал этого удивительного человека, потому что он немного покраснел и сказал заикаясь:
      - П-простите, что привело вас ко мне в столь неурочный для визита час?
      Я машинально взглянул на часы с Микки Маусом, но их на руке не оказалось. Я вспомнил, что подарил часы господину Вонючке.
      - Простите за столь позднее вторжение, но к вам меня привели дела неописуемой важности, - витиевато ответил я и шаркнул ножкой.
      В присутствии этого наиприятнейшего со всех сторон господина мне вдруг захотелось не разговаривать, а изъясняться.
      - С-слушаю вас, - сказал Человек-Кактус, усаживаясь на бархан. - Прошу вас, п-присаживайтесь.
      Я последовал его приглашению и удобно устроился в горячем сахаре.
      - Скажите, пожалуйста, не видели ли вы моего хомяка? - светским тоном промолвил я. - Он рыженький и с усами.
      - К с-сожалению, нет, - с мягкой улыбкой отвечал Человек-Кактус. - Вашего хомячка, о Мальчик, я не видел. Но многое о нём слышал.
      - Слышали?! - воскликнул я. - Но что именно?! И от кого?! - я был ужасно обрадован. - Вы понимаете, ведь я кого только о нём не спрашивал! Но все как будто в рот воды набрали! Либо помалкивают, либо несут какую-то ерундистику! Какую-то ерундовину! У меня, знаете ли, даже складывается такое ощущение, что у них там заговор! - я сделал большущие глаза.
      - У кого - у них? - не понял Человек-Кактус.
      - Что, простите? - не понял я.
      - У кого з-заговор?
      - Да у них, у всех! У моих соседей несчастных! В таких жутких условиях мне до конца моих дней Фомы Фомича не найти!
      Я вдруг почувствовал, что на моё лицо накатывают слёзы. То есть натурально накатывают! Как на берег волны: одна, вторая... четвёртая... седьмая... девятая...
      Я сам не понял, как разревелся. Просто как девочка расхныкался, да ещё и носом захлюпал. Ужас. Мне стало очень неудобно перед этим Человеком-Кактусом, таким интеллигентным. Но ничего поделать со своим организмом я уже не мог. Я ревел, припоминая все свои обиды, горести, недопонимание близких и удары судьбы.
      И что я за мальчик такой злосчастный! Ну почему, почему, скажите вы мне, всё это, вся эта белиберда и абракадабра свалилась мне на голову? И не когда-нибудь там после дождичка в четверг, а именно сейчас, когда я совсем один! Как перст! Без Бабаки, без мамы, без папы, в конце концов!
      Ведь мне даже за помощью обратиться не к кому! Не к кому за утешением сходить! Бедный я, бедный! Несчастный я, разнесчастный! Ой-ёй-ёй-ёй-ёй!..
      - Ничего-ничего, в-всё образуется, - меня вдруг что-то кольнуло в затылок.
      Я очнулся и сразу обратил внимание на то, что сижу на кактусе и плачу ему в жилетку.
      Мне стало ужасно неловко. Извинившись, я слез с него и высморкался. Как ни странно, это помогло.
      - З-знаешь, чем люди отличаются от кактусов? - спросил Человек-Кактус.
      - Иголками?
      Человек-Кактус улыбнулся:
      - К-кактусы живут в пустыне, и им хорошо. А людям в пустоте п-плохо. Людям, чтобы было хорошо, нужны другие люди.
      Я подумал, что он, наверное, в чём-то прав. Мне вдруг ужасно захотелось сделать ему что-нибудь приятное, и я рассказал стихотворение:

      Выслушав меня, Человек-Кактус кивнул:
      - Кактусы живут в одиночестве. Мы редко в-видимся, и то лишь издали, - он махнул рукой на другой кактус, растущий на соседнем бархане. - Зато мы очень хорошо друг друга с-слышим.
      - Слышите? - удивился я.
      - Да. Мы ведь тоже иногда д-друг с другом говорим.
      - О чём?
      - О р-разном. Куда движется песчаная буря, например, или караван... Люди, наоборот, много говорят, но редко слышат друг друга. П-поэтому даже в самом огромном городе есть люди гораздо более одинокие, чем кактусы в пустыне.
      - И что теперь делать? - я не совсем понимал, куда он клонит.
      - Надо учиться слышать. Иногда за одними словами, знакомыми и привычными, скрываются совершенно другие слова, сказать которые трудно. Услышать их т-тоже очень трудно, особенно если говоришь с самыми близкими.
      А ведь он прав, подумал я. Возьмём меня, например, и Вальку Амфитеатрова, моего лучшего друга. Мы с ним однажды целый месяц не разговаривали. Целый месяц моей собственной жизни без Вальки, ну куда это? А всё потому, что я его неправильно тогда услышал. Я в тот раз пятёрку по русишу получил, за контрошу - сам не ожидал. А он - тройбан. И Валька мне сказал: "Молодчина ты, Котька!" А мне "дурачина" послышался. Думал, что он это от зависти, а он просто рад за меня был.
      - ...п-понимаем людей, зверей, птиц, голос ветра, деревьев... - тихо говорил Человек-Кактус.
      - Неужели и деревья разговаривают?
      - А как же? Вон, видишь, куст на пригорке?
      - Угу.
      - Знаешь, о чём он сейчас мечтает?
      - О чём?
      - О дожде. П-пойдёт дождь, умоет куст, и он расцветёт. Может быть, впервые в жизни, расцветёт какими-нибудь розовыми цветами. Или фиолетовыми. А эта птица, - Человек-Кактус указал на невзрачную серенькую птичку, которая скакала по бархану и клевала сахар, - эта птица думает о том, как хорошо было бы свить гнездо в цветущем кусте и высидеть в нём троих птенцов: двух девочек и одного мальчика.
      - А я?
      - Т-ты?
      - О чём мечтаю я?
      - О том же, о чём мечтают куст и птица.
      - То есть как это?
      - О счастье, - Человек-Кактус опять улыбнулся. - Когда ты найдёшь своего хомяка и вернёшься домой, ты будешь счастлив. Но недолго.
      - Недолго? - всполошился я. - Почему недолго?
      - У людей не бывает долгого счастья - так уж они устроены. Даже самые прекрасные воздушные замки им надоедают, если в них ничего не менять.
      Я не очень понимал его, этого Человека-Кактуса. Точнее, не очень понимал то, о чём он говорит. Зато я это чувствовал, чувствовал каким-то нутром. Так иногда со мной бывает. Особенно после того, как он прочитал мне своё стихотворение:

      - А можно мне попробовать? - спросил я. - Ну... Послушать... вернее, услышать других?
      - Не можно, а нужно, - сказал Человек-Кактус. - Но сейчас тебе нужно спешить, - он поднялся с бархана и стряхнул с брюк сахарную пыль.
      - А как? Как это сделать? - не отставал я.
      - Вспомни всех, с кем тебе довелось говорить. Вспомни слова. Возможно, ты просто неправильно их услышал?

Неожиданно кто-то схватил меня за руку и куда-то потащил.
      Это случилось так быстро, что я даже не успел попрощаться со Старушкой и её домочадцами¹: Тилли, Вилли и Билли. Да что там! Я даже не успел разглядеть, кто, собственно, этот кто-то и куда, собственно, он меня тащит?
      Кругом мелькали какие-то окна, хлопали какие-то двери и вереницы комнат сменяли друг друга. Мы то оказывались в огромных залах с нарядной публикой, то в пустых комнатёнках. Потолки в них были такие низкие, что мне приходилось сгибаться в три погибели.
      Мы бежали и падали, падали и бежали, без остановки и перекура на обед. Мне казалось, что мы бежим уже целую вечность. Что мы, наверное, уже добежали до железнодорожного вокзала (он от нас в четырёх автобусных остановках), и я уже как будто слышал стук колёс и громкий голос радиопередатчика:
      - Внимание! Внимание! Скорый поезд Владивосток-Москва прибывает в Барнаул в 20:21 по местному времени!
      Но я ошибся. Это был никакой не поезд, а лодка.
      Маленькая лодка, в которую мы прыгнули и в которой потом долго куда-то плыли в потёмках. Над нашими головами (хотя я не был уверен, что у моего попутчика была голова) картавыми голосами кричали какие-то большие птицы. Мне то и дело приходилось выпутываться из каких-то лиан, в которых то и дело мелькали какие-то человекообразные обезьяны. Или обезьянообразные люди, этого я не знал. Я не мог разглядеть. В этой темнотище я не мог разглядеть даже лица моего молчаливого попутчика (или провожатого?)...
      А было ли у него лицо?
      - Простите, вы, собственно, кто? - наконец осмелился спросить я.
      Я сидел на корме и пытался разглядеть того, кто был на вёслах.
      - Сейчас неподходящее время для знакомства, - холодно ответил мой попутчик. - Нам надо спешить.
      - Но почему мы так ужасно спешим?
      - Почему?! - взвизгнул он.
      От этого визга с прибрежных реликтовых зарослей (мне почему-то казалось, что мы в каком-то реликтовом лесу, хотя я не был в этом уверен)... с прибрежных зарослей вспорхнула стайка светлячков. На короткий миг они осветили лодку.
      Передо мной сидели штаны.
      Детские штаны на лямках, их ещё называют песочниками. Они были жёлтого цвета и яростно налегали на вёсла.
      - Мы так ужасно спешим, потому что мы ужасно опаздываем! - Песочники вынули из кармана часы и сунули мне под нос:
      - 20:21!
      Я с удивлением заметил, что это мои часы. Те самые - с Микки Маусом.
      - Они не работают, - сказал я. - Если не ошибаюсь, они остановились... гм-гм... несколько часов назад.
      - Часов? - язвительно переспросили Песочники.
      - Неужели месяцев?! - ужаснулся я.
      - А лет не хочешь?
      Лет?
      Лет?!
      ЛЕТ?!!
      Он, наверное, смеётся надо мною, - мелькнула радостная догадка.
      - Хе-хе, - выдавил я. - Вообще-то это не очень смешно.
      - Это совсем не смешно! - отрезали Песочники.
      - Вы что это, серьёзно? Я что, в Иначе уже несколько лет?!
      - Вот именно.
      У меня внутри всё оборвалось.
      - А сколько именно? - упавшим голосом спросил я.
      Если года полтора-два, то это ещё нормально. Школу я нагоню. А если двадцать? А если тридцать? Или тридцать пять?
      Нет-нет! Этого не может быть! Это уже тогда не несколько лет получается, а несколько десятков лет получается...
      - Триста.
      - Простите?
      - В Иначе ты уже без малого триста лет, - безжалостно сказали Песочники.
      - Это, наверное, какая-то ошибка...
      - Всё твоё появление здесь, всё твоё здесь существование - это одна сплошная ошибка! А самая главная ошибка - это ты сам! Шутки он с Колесом Пространства и Времени задумал шутить! С этим нельзя шутить, понял? А если уж пошутил, то будь готов к последствиям. Тебе было дано достаточно времени, чтобы их расхлебать, но ты потратил его впустую! Вместо того чтобы искать Стража, ты прохлаждался! Ходил по гостям, по ресторанам сидел, сказочки из комода слушал...
      - Я по ресторанам не сидел, - пискнул я.
      - Сидел-сидел! - рявкнули Песочники.
      Я был раздавлен.
      Ещё никогда в жизни я не чувствовал себя таким маленьким и ничтожным.
      Да, точно, я - это уже не я. Я - это маленькое ничтожество. У меня совсем не осталось сил. У меня совсем не осталось времени. А теперь у меня совсем не осталось надежды. Триста лет - вы только вслушайтесь:

      Я вдруг вспомнил о маме с папой.
      А потом - об Аделаиде.
      И о Бабаке.
      Значит, их больше нет.
      Значит, даже если я и вернусь назад, в Так, мне достанутся только их дальние родственники (и это только в том случае, если они не переехали на другую квартиру). А я не хочу дальних, я хочу к маме с папой! Я к Бабаке хочу!
      - Ну, допустим, надежды тебя ещё никто не лишал, - вдруг сказали Песочники.
      - Но вы же сами только что сказали...
      - Мало ли, что я сказал. Подумаешь! Неужели ты ещё не понял, что в Иначе слова ничего не значат?
      - Ничего?..
      - То есть абсолютно. Кстати, у тебя в запасе ещё целая секунда.
      - Секунда?! Что же я успею за какую-то там секунду?!
      - За одну секунду иногда можно очень многое успеть, - сказали Песочники чуть помягче. - Но только если поторопиться.
      Лодка ткнулась носом о берег.
      Песочники опять дёрнули меня за руку, и мы очутились у подножья какой-то горы. Это я понял на ощупь. Вокруг всё ещё было темно.
      Мы стали карабкаться вверх.
      Земля была мягкой и жирной, ноги то и дело соскальзывали, и я рисковал свалиться вниз. От страха я хватался руками за мокрые пучки травы и за какие-то кустики. Из-под Песочников, которые лезли в гору впереди меня, летели комья грязи. Они окончательно залепили мне глаза, и я в буквальном смысле ослеп. Вдобавок ко всему хлынул дождь. Он был очень холодный, просто ледяной, и ужасно сильный. Как будто мне за шиворот, ушат за ушатом, лили воду из проруби.
      Наконец мы вскарабкались на вершину.
      Наверное, на меня было жалко смотреть. Я весь изгваздался в грязи, исцарапался и промок до нитки. Песочники же, напротив, были как парниковые огурцы - даже не испачкались.
      - Ну, очухался? - спросили они.
      Я кивнул, хотя ни капельки не очухался.
      - Тогда прыгаем на счёт три!
      - Куда прыгаем? - не понял я.
      - С горы, естественно.
      - Зачем же мы на неё лезли?
      - Это было тебе испытание.
      - Какое опять испытание? - я чуть не заплакал. - Неужели на мою долю за триста лет выпало недостаточно испытаний, чтобы мне подсовывать новое?
      - То были другие испытания: на смекалку там, на отзывчивость и всякие ещё... А это - на прочность. Раз, два, три! - сказали Песочники и прыгнули в темноту.
      Я прыгнул за ними.
      И только тут я вспомнил, что это были мои собственные песочники, которые я носил в детстве.
      Без малого триста лет назад.

¹ Обитатели кв. № 15 - Старушка с целым комодом сказок и её питомцы: рыба с крыльями Тилли, птица с плавниками Вилли и рыжий сиамский кот Билли.

[начало] [в пампасы] [окончание]