Ш-ш-шуршащий

И снова пришла ночь. И снова Ростик слушал странное шуршание. Шуршание в темноте – что может быть страшнее? Даже если родители за стеной и пока не собираются ложиться. Они конечно подходили, желали спокойной ночи, папа поцеловал в щёку, мама в нос, всё это было. Но потом-то… Дверь закрыли и оставили один на один с этим шуршанием. Ох! И ведь не сразу оно начинается. Ждёт, когда сон уже станет медленно плыть перед глазами Ростика. И вот тогда! Где-то в той стороне кровати, где заканчиваются ноги…

Ростик лежал, слушал и думал: “Не надо было говорить родителям, что я уже не боюсь темноты. Что они могут не зажигать божью коровку. Зачем я это сказал?” – Божьей коровкой был маленький светильник, который вставлялся в розетку, при свете дня он не светился, но в темноте тут же срабатывал и давал cлабый, но вполне защищающий свет. Ростик не выдержал и встал с кровати. В этот момент шуршание прекратилось. Ростик воспользовался этой минутой, нашёл божью коровку, вставил её в розетку и прыгнул в кровать, накрывшись по нос одеялом.

Коровка, кажется, испугала Шуршащего своим светом. Но не надолго. Вскоре Шуршащий привык к свету и, словно подсмеиваясь над ним, стал шуршать сильнее.

– Хватит тебе! – cказал Ростик, набравшись мужества.

Шуршащий ответил двумя короткими шуршаниями и замолчал. Ростик понял, что это лишь на время и нужно успеть за это время уснуть. Во сне все страшные звуки уже не страшны. Ростик поджал ноги к груди, прошептал: “Мама и папа, я вас люблю” и… Шуршащий может быть и продолжил, но Ростика он уже не волновал.

 

Ростик был где-то на высокой горе, ловил облака в сачок и слышал вместо шуршания приятный треск от костра, в котором папа и мама жарили хлеб – держали свои кусочки на длинных палочках.

– Ростик, готово! Иди, попробуй! – позвала мама.

Как же приятно заскрипела во рту поджаренная корочка!

–  Папа, – вдруг сказал Ростик, – что мне делать? По ночам ко мне приходит Шуршащий. 

Папа задумался, переглянулся с мамой, что-то шепнул ей на ухо, мама улыбнулась. А потом они хрустнули хлебушком и вместе указали Ростику на землю. Точнее, на что-то, что было у него около ног или между ступнями. Ростик посмотрел – ничего особого не было, трава и камушки. Да, трава может шуршать и камушки тоже, если их тереть друг о друга. Это и хотели сказать мама и папа?

Хорошо бы поговорить об этом сне с родителями, думал Ростик весь день. Рассказать о высокой горе и спросить, что именно ему показали. Но папы не было, а мама много сидела за компьютером, потом в телефоне… А потом как-то быстро накинула на Ростика куртку, защёлкнула кнопки на ней, молнию на ботинках попросила застегнуть самого – в общем, вышли на прогулку, на площадку. А вот уже и вечер, и папа приехал, за ужином на кухне всё спрашивал о делах в садике, обо всём этом неважном, и о сне рассказать не получилось. Так и пришлось отправляться в кровать, навстречу к Шуршащему, без обретения какого-то знания, на которое родители только намекнули во сне. Но Ростик был уже не маленький, он ходил в старшую группу и знал, что с родителями так может получиться. Во сне они не такие, как наяву. Поэтому надо всё решать самому. Ростик пришёл спать не с пустыми руками – а с фонариком. А ещё он взял печенье. Он не хотел воевать с Шуршащим, он хотел спокойно попросить его приходить на его кроватку не ночью, а утром, после того, как Ростика уводили в садик.

– Ты можешь быть здесь сколько хочешь, – сказал Ростик, устроившись на том краю кровати, куда приходил Шуршащий. – Хочешь, лежи на моей подушке, ползай по одеялу. Даже прыгай по одеялу. Можешь брать любые игрушки. Только постарайся не ломать. Вот, печенье.

Пока Ростик ждал Шуршащего, он откусывал по чуть-чуть. И не заметил, как съел всё печенье. Что же оставалось – опять лечь, выпрямиться и смотреть в чёрный потолок, иногда видя на нём полоски света, которые появлялись от фар машины, подъехавшей к дому. Этой ночью полосок не было. Ни полосок, ни далёких голосов родителей за стеной. И сон никак не приходил – глаза не закрывались, будто ресницы прилипли к бровям.

– Можешь быть здесь, пока я не приду из садика… – прошептал Ростик.

А через мгновение он уже слышал голос мамы: “Ростик, милый, просыпайся”. Чай, тарелочка с творогом – маленький завтрак до каши в детском саду. Жёлтые листья на дороге, мокрые. Мамина рука, тёплая. “Ну, сынок, раздевайся!” – слова мамы, от которых вдруг слёзы.

Ребята в группе носятся, играют друг с другом. Сбор на прогулку, толкания между шкафчиков, натягивания колготок. А на улице моросит, на небе каркают вороны. Надо бы бегать, но почему-то не бегается. Надо бы в песочнице что-то построить, набрать на лопатку липкого песка, да лопатку уже забрали. А потом – тихий час. Все разлеглись, говорят, зевают, вдруг смолкают.

Ростик лежит под тонким одеяльцем, смотрит в потолок и думает, послушал ли его Шуршащий, пришёл ли на его домашнюю кровать? Нет, что там одному делать? Одному дома скучно. Даже мамы нет, она куда-то поехала устраиваться. Шуршащий пришёл сюда, в садик. Шуршит себе за головой Толи, между Любой и Матвеем. Тихо, никому не мешая. Он так умеет. Быть слышным только Ростику. Ростик приподнимает одеяльце и глядит с улыбкой на своего Шуршащего, на большой палец правой ноги. На маленький коготок на нём. Шуршащий чешет себе живот о простыню и всё не может начесаться. Неужели все Шуршащие такие?

 

 

Быть большим

 

 

Стать большим оказалось довольно просто и легко, но вот быть большим – другое дело. В первый день осени Коля пошёл в первый класс – и началось! “Ты теперь большой” – это стали говорить все, кому не лень. И мама, и соседи, и знакомые мамы, встречающиеся на улице, и даже продавцы в магазине.

Стоило только занести ногу над лужей, как слышалось: “Коля! Ты же не маленький!” А игра в мяч в квартире, а радостный оглушительный крик в подъезде при выходе на улицу, а любимое разбрасывание игрушек, не говоря уже о страхе перед зелёнкой и покупке “киндера-сюрприза” – всё это было можно ещё вчера, но осень и её разноцветные клёны всё перечеркнули. Словно закончился мультфильм и флешка стала показывать взрослое кино, где какие-то люди с серьёзными лицами говорят о чём-то непонятном.

Коля с мамой подошли к родному садику, увидели в нём звонкую беготню малышей. И тут мама со вздохом сказала: “Когда-то, сынок, и ты был таким”. Но потом было хуже – мама взглянула на сына, как на маленького старичка. Или ему это показалось. Так или иначе ему вновь стало не по себе. Кажется только одно существо на планете могло видеть в Коле прежнего мальчишку, Колю из вчерашнего дня, из вчерашнего беззаботного лета. Это мягкий, шоколадный Ким, четырёхногий мужичок породы лабрадудль.

Ким был подарен Коле его папой, когда мальчику исполнилось два года. Но не сразу у них наладилось. Расставит Коля солдатиков, отойдёт на минутку, возвращается – солдатики все валяются в беспорядке, это Ким прошёлся, а один из стрелков – в его зубах, и хоть как тяни из пасти – не отдаёт. А вот печенья, сыр, даже бутерброд с маслом – хвостатый сладкоежка выхватывал всё это прямо из руки Коли, много-много раз, правда всегда с необычайной аккуратностью, без укусов, повреждений.

За такие шалости Киму приходилось терпеливо сносить фантазии своего маленького хозяина. То Коля обмотает Кима шарфом, то наушники наденет и включит громко музыку, то привяжет к хвосту мамин сапог с длиннющим каблуком, то поставит эксперимент – сколько собака продержиться в полной темноте при шумящей стиральной машинке, проще говоря закроет Коля Кима в ванной комнате и ещё попугает, изображая стаю собак. Впрочем, когда это было? Теперь-то Коля большой!

Теперь Ким с улыбкой провожает Колю в школу, а по его возвращении – прыгает до самого Колиного носа, чтобы облизнуть. И всё же главное начинается потом. После выполнения несложного домашнего задания и обеда, Коля ложится на диван, на самую мягчайшую подушку на свете – на пушистый живот Кима, который к этому моменту уже сам улёгся, конечно же пузом кверху. Оказалось, что быть большим это ещё и желать кому-то всё рассказать и не находить того, кому это можно сделать.

На третью неделю обучения Коля вдруг обвёл глазами весь свой класс, посмотрел на ребят с таким сочувствием, что это заметила даже учительница. “Что-то случилось, Николай?” – спросила она. Коля быстро замотал головой, как бы говоря – нет, нет, нет. А уже дома он признался Киму, что ему стало жаль одноклассников, ведь у них… “Нет такой собаки, как ты” – прошептал Коля Киму в ухо, удивлённый и даже слегка растерянный от своего нового чувства.

Ким в ответ положил свою лапу, все её шоколадные кудряшки, на плечо Коли. Он помнил все рассказы своего двуногого друга. И про странную девочку, с которой Коля постоянно встречается на площадке и здорово играет, но на школьном дворе и в самой школе она каждый раз делает вид, будто не знает Колю. Ким помнил и про маленькую лавочку в коридоре школы, на которую надо торопиться попасть, чтобы переодеть сменную обувь, и из-за этой торопливости приходиться в классе плохо запихивать тетради в рюкзак.

Вот что значит быть большим! Это когда ребята в твоём классе дерутся и вдруг задевают тебя, а ты лишь слегка отталкиваешь, но на родительском собрании именно тебя называют зачинщиком драки, а когда решают тебя послушать, ты говоришь, как было, за что получаешь прозвище “правдоруб”. И c тех пор, чуть что, слышишь от учительницы: “А что скажет наш правдоруб Николай?” Маме такого не расскажешь, она занята, да и поймёт не так. А вот Ким – он выслушает, не перебивая, спокойно. И никому не передаст. Так думал Коля, снова и снова поверяя псу свои секреты.

А в один из дней, когда мама ушла в магазин, Коля прошептал в тёплое мохнатое ухо: “Я хочу выйти один на улицу. Как большой. Перейти дорогу и…”. Не договорив, Коля вышел, просто хлопнув дверью – ведь ключи были у мамы. Ким походил в тишине, посмотрел в окно с подоконника – Коли нигде не было. Тогда Ким нажал лапой на ручку двери, она открылась и скоро пёс оказался на улице. Он сбегал на одну детскую площадку, на другую, семь раз обежал вокруг дома в поиске своего друга…

Как же ругала Колю его мама! Что он ушёл без спроса, ничего не сказал. Ведь так нельзя, он же ещё маленький. А стоило маме немножко успокоиться, как ещё одна напасть бросилась ей в глаза – Ким! “Где он, Коля!” – воскликнула мама. Вытирая слёзы, Коля затороторил, что ни в чём не виноват, что это Ким убежал первым, а Коля за ним, везде искал, но не нашёл.

Когда же Ким, немного покусанный, вернулся, мама не строго, но наказала его за побег. А Коля… Он долго не смел приблизиться к беглецу, смотрел, смотрел на выдранный клок шерсти на его спине. Но потом подошёл, сел, склонился и прошептал, как раньше. “Прости… Прости, друг”.

А может, в эту самую минуту, Коля и стал по-настоящему большим?