Белые птицы, или Валентина и Орлокур

Как белое пятно

Жил-был курятник. Все курицы в нём были Рябы да Пеструшки, потому что рябые и пёстрые, лишь одна была белая. Ни единого пятнышка. Звали её Валентина.

У Ряб и Пеструшек был петух Никанор, который тоже жил в этом курятнике, а у Валентины никого не было. Не замечал её Никанор: «Какая-то белая…»

Другие курицы, Рябы и Пеструшки, замечали Валентину, но делали вид – игнорировали. Одна была Валентина на этом свете в шумном курятнике.

Хозяева курятника Михеич и его жена Ольга были хорошими хозяевами – все куры у них на счету, и, кроме Валентины, на хорошем. Валентина же вовсе не в счёт.

Михеич так о ней говорил соседям: «Не несёт ничего. Давно бы её надо в суп, да над двором орёл кружит. Я её для орла берегу. Остальных-то жалко – все как одна несушки великие и, к счастью, неприметные. Гуляют, в трухе роются, и сами, если сверху глядеть, труха и труха. А эта как белое пятно. Её-то он с небес и заметит, когда решится падать камнем. Её и возьмёт. Остальные зато уцелеют. А эта – ладно, не жалко».

Слушала Валентина такие слова, сидя в пыли рядом с Михеичем, но не понимала. Она вообще мало человеческих слов знала. От недостатка общения. Всё больше на курином да по-собачьи.

Была у неё всё-таки одна подружка – соседская собачка Метка. Забегала ежедневно. Её из-за мелкости на цепь не сажали. А имя такое получила за единственное чёрное пятнышко на спине, остальная шерсть была белая, как перья Валентины.

Подружка

В первый раз Метка появилась у них ещё щенком. Маленькая, меньше курицы, кудлатая, она пролезла под воротами во двор, села, огляделась и заскулила – запищала, засвистела носом, почти как цыплёнок. Никто на неё внимания не обращал. Пищит и пищит, хлеба не просит. Но Метка как раз хлеба-то и просила.

Валентина подошла к ней первая, просто из интереса. Она ещё никогда не видела таких маленьких собачек, которые пищат как цыплята. Подошла и стала щенка рассматривать. С одного бока подойдёт, повернёт голову набок, правым глазом посмотрит, повернёт голову в другую сторону, посмотрит левым. С другой стороны подойдёт и тоже сначала одним, потом другим глазом посмотрит. Но не забывает и пыль лапой чесать, будто зёрнышки ищет.

- Жрать хочу, – плаксиво пропищала Метка, и Валентина вдруг поняла её. И поняла также, что щенок не цыплёнок и зёрнышки есть не будет.

- Чем же тебя кормить-то? – озабоченно прокудахтала она.

- Всё съем. Жрать хочу! Мамки нет, хозяева не кормят.

И Валентина поняла, что щенок её тоже понимает.

- Пошли за сарай, – сказала она. – Там куча, куда наш хозяин много вкусного подливает да подкидывает. Может, и для тебя что найдётся. – И отвела Метку на компост.

На деревенском дворе компостом помойка называется. Нашлась там еда и для Метки: потроха, заплесневевший кефир и прокисший творожник. Они с Валентиной вместе там пировали, пока дикий ёжик не пришёл.

Потом Метка выросла и стала больше Валентины, но меньше Никанора, которого очень боялась: уж больно важная птица.

Жила Метка через двор по соседству. Там была девчонка, которая считала себя Меткиной хозяйкой: брала её на руки, гладила, играла с ней, но ни разу не покормила. Метка всё равно её почему-то любила. Родители девчонки ссыпали в Меткину плошку объедки, но бывало, что забывали, и тогда Метка бегала на компост, как белая курица научила.

Непредвиденное происшествие

Эту белую курицу Метка любила не меньше, чем девчонку. Да и Валентина каждый день с утра, как только Ольга откроет курятник и подсыплет зерна, немного поклюёт с Рябами и Пеструшками и отправляется дежурить у ворот, ожидая прихода кудлатой подружки.

Дежурила она там и в тот день, когда с ней случилось непредвиденное происшествие.

Метка тогда запаздывала. Нет её и нет. Валентина уже проголодалась, а собачонка всё не появляется. Голову под ворота подсунула – поглядеть, не бежит ли Метка. Нет, не бежит – пустая улица. А есть хотелось всё сильнее.

Ещё раз заглянула Валентина под створку и вдруг видит, половинка печенья у дороги валяется. Наверное, мальчишка, что живёт через двор, обронил. И недалеко обронил, рядом с кустиком подорожника.

«Пара десятков куриных шагов – и половинка моя», – рассудила Валентина и протиснулась в щель под воротами. Печенье стало ещё ближе, но Валентина была курицей осторожной и сперва осмотрелась, нет ли какой опасности – собаки чужой или кота, а то и машины, которые нет-нет да и проезжают мимо ворот до магазина и обратно. Сама-то она в магазин не ходила, ей о нём Метка рассказывала. Хорошее, говорила, место, всегда там что-нибудь да обломится. «Вот как этот кусочек печенья у мальчишки», – подумала Валентина и направилась к цели, теперь уже без всякой осторожности. А зря. Кое-чего она всё-таки не предвидела.

Когда до желанной еды оставалось каких-нибудь четыре куриных шажка, сверху на неё обрушилось что-то и опрокинуло в пыль. Валентина только крылья распластала. Даже не закудахтала, с такой силой это что-то сдавило её, будто сжало стальными лапами. Только слабый протяжный хрип выполз из длинного куриного горла.

Очнулась она оттого, что Метка лизала ей гребешок.

- Ох… – поднимаясь, охнула Валентина.

- Живая! – обрадовалась Метка. – Я уж думала, заклевал тебя орёл.

- Какой орёл?

- Большой – больше Никанора. Тебя под ним и видно-то не было. Одна голова в пыли, и та как мёртвая. Я от страха залаяла, а он на меня никакого внимания. Сейчас, думаю, утащит подружку. Залаяла громче, он и улетел.

- Ох, спасибо. Если б не ты, унёс бы он меня.

- Кто его знает… Может, он не меня, а машины испугался, которая из-за угла выехала. Я не страшная, меня и на цепь не сажают. А он знаешь какой…

- Какой?

- Огромный! Свирепый! Крылья – во! Клюв – ого-го! А как глянет – о-ёй! Да ты чего со двора-то вышла?

- За печеньицем, – вздохнула Валентина.

- За этим, что ль? – Метка покосилась на запылённый кусочек. – Ну так ешь, я уже позавтракала. Вчера у нас гости до ночи были, сегодня объедков завались. – И она носом подвинула курице половинку печенья.

Единственное

Никто, кроме Метки, так и не узнал, что случилось с Валентиной за воротами. Михеич с раннего утра был на подработках, Ольга в хлеву. Соседи отсыпались после гостей, дочка их Ленка, пока родители спят, сидела с головой в компьютере. А Пеструшки и Рябы с Никанором вообще ничего не заметили. Одна только Метка шумела-лаяла, но её никто всерьёз не принимал: мало ли на что побрехушка со скуки зашлась.

Валентина решила поделиться своими переживаниями в курятнике.

- А ко мне орёл слетел, в пыли меня валял.

Все так и зашлись от смеха, Никанор даже поперхнулся.

«Никто бы и не заметил, что орёл меня унёс, – подумала Валентина с грустью. – Пропала и пропала курица. А куда, никому и дела нет. Это потому, что я белая и яиц не несу». Больше она о том происшествии не заговаривала. Замкнулась в себе.

А жизнь в курятнике протекала по-прежнему. Только Валентина стала чаще на небо глядеть, не кружит ли там тот самый орёл или ястреб какой, но кроме ласточек, стрижей да ворон никого не видела. И тут случилось ещё одно событие, которого уж вовсе никто не ожидал. Даже Михеич, который всё-таки загадывал, что орёл на Валентину с неба камнем упадёт.

Как-то поутру снесла вдруг Валентина яйцо. Как снесла, и сама не заметила. И главное, она-то белая, а яйцо грязноватое, в крапинках и крупное, как у гусынь. Валентина обрадовалась и тут же села яйцо насиживать. За этим занятием её и застала Ольга.

Помчалась к Михеичу.

- Чудо у нас в курятнике!

- Какое такое чудо? – удивился Михеич.

- Белая твоя яйцо снесла.

- Почему это моя?

- Ты ж её в суп не пускал, для орла держал. Вот и дождался. Не орла, так яйца. Но яйцо ненормальное – в крапинку.

- Действительно чудо, – увидев яйцо, согласился Михеич. – Ну ладно, теперь подождём, посмотрим, какое чудо из этого чуда вылупится.

Оставили Валентину яйцо высиживать. Есть или продавать не стали, да и много ли на одном-то наваришь.

Новых яиц Валентина не снесла, всё на одном сидела. И просидела так почти полтора месяца. Уж и лето в разгаре, у других кур цыплята подросли, и никто больше не верил, что из крапчатого яйца кто-нибудь вылупится. Но в один прекрасный день яйцо под Валентиной проклюнулось.

Орлокур

- Ох ты ж, надо же ить… – опешил Михеич, увидев, что проклюнулось из Валентининого яйца.

- Мама моя! – ахнула Ольга.

Других слов у них тогда не нашлось.

Птенец был странен. Крупнее, чем любой из цыплят, в белом пуху, при намечающемся гребешке, однако лапы и клюв не цыплячьи. Клюв загибался крючком книзу много круче, чем у взрослого петуха. А таких когтищ на лапах ни у кого во дворе не было.

- Орлокур какой-то, – почесал в затылке Михеич. – Ладно, поглядим, какой из него петух вырастет.

Так его Орлокуром и прозвали.

Валентина души не чаяла в своём первенце. Пеструшки и Рябы совсем от неё отдалились, только теперь белой курице не было до этого дела – днями и ночами она пестовала птенца.

Во двор Валентина выходила с большой опаской. Сначала долго всматривалась в небо, и лишь убедившись, что ни орла, ни ястреба, ни коршуна там нет, выводила Орлокура.

Ходил птенец плохо – не ходил, а ковылял. Мешали когти, да и сами ноги были короче, чем у других цыплят. Порой и вовсе ходить переставал, а начинал прыгать, толкаясь, как заяц, обеими лапами и растопырив для равновесия крылья. Валентина это ему запрещала, переучивала на правильную куриную ходьбу.

Есть тоже сам не умел. Другие цыплята бодро бегают за своей мамашей и клюют, что покажут. А этот не спеша ковыляет за Валентиной и останавливается, распахнув клюв от уха до уха, когда та нароет для него какую-нибудь вкусность вроде червяка.

Однако время шло. Орлокур оперился, и гребешок вырос, и бородка появилась. Потихоньку и клевать сам научился, и не только червяков, зёрна тоже склёвывал. А как-то раз проглотил целиком мышь, которую кошка Маша, поймав, оставила у хозяйского крылечка.

Метке Орлокур понравился.

- Надо было назвать его Белый Орёл, а не какой-то там Орлокур. Смотри, какой красавец растёт.

После этих слов Валентина от счастья краснела: розовый обычно гребешок становился клюквенно-красным.

Орлокур тоже привязался к Метке. Та иной раз даже приносила ему угощение. Как-то притащила варёную куриную голову из супа. И её проглотил Орлокур – Валентина только поохала. Да и что тут скажешь, когда у сына клюв крючком и открывается от уха до уха. Сама снесла, сама высидела.

Тревожная пора

К осени, когда молодые петушки да курочки уже бегали без материнской опеки, они вдруг стали исчезать со двора. Валентина сама видела, как с утра хозяин сажал нескольких подросших цыплят в корзину, накрывал сверху тряпкой и уносил. Обратно они уже не возвращались. Но никто не переживал об их судьбе, быстро забывали. Может, потому, что оставались на дворе другие цыплята Ряб и Пеструшек.

А у Валентины Орлокур был единственным. Вот она и забеспокоилась: вдруг и его посадит в корзинку Михеич.

Петушок же стал вести себя вызывающе. Чуть кто заденет, сразу крылья нараспашку. А они у него к концу лета выросли широченные – не меньше, чем у взрослой курицы. Расправив крылья и приоткрыв клюв, Орлокур грозно двигался на врага. Обычно все отступали и до драки дело не доходило. Некоторые не связывались даже не из страха, а от удивления: помимо широких крыльев, свирепого взгляда да клюва крючком, имел Орлокур ещё голос. И голос этот был такой же странный, как и всё в этой птице. Воинственный клич начинался с клокотанья и бульканья в горле, быстро переходил во что-то, похожее на собачий лай, и заканчивался петушиным криком.

– Если он так нас будить начнёт, куры нестись перестанут, а мы высыпаться, – жаловалась Михеичу Ольга.

– Я бы продал, – оправдывался тот, – да кто ж его купит. Ты сама бы такого купила?

– Да я б его и задаром есть не стала.

– Ну вот и я о том же.

– Однако надо с ним что-то делать. Иначе зиму прокормим, а он нам всех кур перепортит.

Подслушав как-то у забора такой разговор, к Валентине прибежала Метка.

– С твоим Орлокуром что-то делать хотят, – сказала она.

– Кто? Что? – всполошилась та.

– Хозяева твои. А что, сами ещё не знают.

С этого дня потеряла Валентина покой: только и думала, как уберечь Орлокура от неведомой покуда беды.

Орлокур-бедокур

Орлокур рос и набирал силу день ото дня. Он уже легко взмахивал на забор и даже посиживал на высоких воротах, куда и Никанор ни разу не взлетал. Теперь, когда Валентина с Меткой встречались у ворот, белый петушок поглядывал на них сверху, с воротной створки.

Так сидел он и в тот день, когда на Метку напали соседские индюшки. То есть для Валентины и Орлокура они были соседские, а Метка с ними на одном дворе жила. И житья ей от них не было.

Меткин хозяин этих птиц по весне завёл. Раньше не держал, а тут надумал. Поначалу было ничего, но за лето все пять индюшек вымахали так, что переросли петуха. И чем больше они росли, тем больше наглели. Повадились гонять кур, рыжего петуха Огонька ни в грош не ставили – действовали всегда скопом, как банда. Им ничего не стоило отнять косточку у Метки, отогнать её от миски и выловить оттуда всё самое вкусное, а то и просто так надавать тычков. Собственно говоря, это было одной из главных причин, почему, протискиваясь по-пластунски в щель под калиткой, Метка всё чаще со двора убегала. Индюшки там пролезть не могли, и со двора их не выпускали.

Но в тот день Метке и протискиваться не пришлось. Её младшая хозяйка Ленка с утра по какому-то родительскому поручению побежала в магазин, а калитку на вертушку не закрыла. Вот Метка через неё и вышла, а чуть погодя и индюшки.

Валентина тогда у своих ворот угощала Метку мелкой порченой рыбёшкой, которую Ольга высыпала на компост. Эту рыбёшку, мойву, Ольга из районного магазина в выходной привезла. Убрала в холодильник, хотела потом поджарить. А ночью случилась гроза. Молния ударила в трансформатор, и электричества в доме, да и по всей деревне, не было целых три дня. Мойва и пропала.

Метка раньше мойву не ела и потому долго её обнюхивала. А тем временем сзади к ней подступили индюшки и дали по тычку с двух сторон. Метка отчаянно взвизгнула и отскочила. Но не успели индюшки добраться до мойвы, как с ворот на них обрушился белый вихрь.

Орлокура не смутило численное превосходство противника. Сбив с ног одну индюшку, он что есть силы клюнул другую в голову, а третью ударил крылом, да так, что едва не свернул ей шею. Остальные бросились наутёк. Преследовать врагов Орлокур не стал, только, расправив крылья и выпятив грудь, прошёлся перед воротами. Поклекотал горлом, протявкал «киа-киа-киа» и выдал пронзительное «ку-ка-ре-ку!».

Этим дело вроде бы и закончилось. Орлокур опять на ворота взлетел. Мойву Метка доела. Поболтали они с Валентиной, обсудили произошедшее и разошлись.

А днём Меткин хозяин пришёл к Михеичу жаловаться на Орлокура. Индюшек же на Меткином дворе стало после того случая на одну меньше.

Как только сосед ушёл, отправился Михеич в курятник, на Орлокура посмотреть. Валентина разволновалась, раскудахталась: боялась, что вот прямо сейчас упрячет его Михеич в корзину и унесёт. Но тот только вздохнул:

– Эх, Орлокур-бедокур…

Повернулся и ушёл.

Случилось это, когда перелётные птицы уже собирались в стаи и шумно готовились к отлёту. Первые косые стрелы диких уток, указывая остриём на юг, стали появляться в небе над курятником. Шли они низко с ближайших озёр, с шипящим свистом рассекая крыльями воздух. Валентина провожала их завистливым взглядом.

«Умели бы мы с сынком, как они, – мечтала она, – полетели бы туда, где много еды и никого. А Метка бы следом по земле побежала».

Зарядили дожди.

Третья охота

С дождями пошли грибы. За грибами собрались грибники – на третью охоту. Ольга притащила полную корзину белых, подосиновиков, подберёзовиков – брала только крепкие и небольшие, да ещё опята повылезли – этих нарезала полный полиэтиленовый пакет из «Пятёрочки». Могла бы ещё набрать, да другой тары не захватила.

Опята прямо по опушке леса росли и на вырубке, а лес за огородами, от второй линии домов до него и трёхсот метров не будет. Ребята, что жили в деревне, туда сами за опятами бегали. Собрались по грибы и Ленка с Генкой. Ленка – Меткина хозяйка, а Генка её сосед.

В тот день выходной был – суббота. Дачники, что напротив, ещё в пятницу приехали, и дети их тоже за грибами отправились. Братья – Денис и Максим. Родители попросили, чтобы Ленка и Генка их с собой взяли: всё-таки местные, места, значит, знают.

Братьев взяли, а Метку Ленка оставила. «Сиди дома», – сказала. А родителям объяснила: «Ещё потеряется, ищи её в лесу. На речку или в магазин – другое дело, а тут из-за неё грибов не наберёшь». Калитку на вертушку закрыла, а щель под ней заложила здоровенной доской.

Михеич за грибами не ходил – не любил, и в ту субботу дома был, домашними делами занимался. Зашёл и в курятник. К тому времени куры разбрелись по двору вместе с Никанором. Валентина с Орлокуром к воротам сходили, но Метки не встретили – она ведь сидела взаперти – и вернулись к курятнику. Валентина, присматривая за небом, стала пастись у входа, а Орлокур по лужам ходить не любил, на насест влез.

У него теперь другая метода пропитания была. В курятник к зерну иногда мыши и крысы забегали. Орлокур бил их, срываясь с насеста. Бил ловчее кошки и ел. Он теперь уже и крыс проглатывал.

Когда Михеич в курятник зашёл, Орлокур на насесте сидел. Валентина за хозяином тоже в курятник просунулась – на всякий случай. Постоял Михеич, посмотрел на Орлокура.

– Пора. Пора с тобой что-то делать, Орлокур-бедокур.

И ушёл.

Хоть и мало знала Валентина по-человечьи, но поняла: плохо дело – в следующий раз наверняка унесёт Михеич сынка. И решила курица действовать. А тут и события обернулись так, что её куриный замысел стал возможен.

Долго грибники в тот день опята резали. Ушли с самого утра, а вернулись после обеда. Первыми пришли дачники – Денис да Максим, у обоих корзины полны опят. Потом долго никого не было, но никто особенно не волновался: Ленка и Генка, небось, на опушке задержались, чтобы дачников переплюнуть.

Наконец вернулся Генка.

А Ленка так из лесу и не пришла.

Вот тут-то все и всполошились.

Куриный замысел

Если долго думать, и курица может до чего-нибудь додуматься. Вот и Валентина додумалась. Раз уж летать куры толком не умеют, решила она увести Орлокура с опасного двора и отправиться с ним пешком в хорошее далёко. Туда, куда перелётные птицы улетают.

А перелётные птицы летели над двором в сторону леса. Туда и повела Валентина сынка. Не сразу, как Михеич из курятника ушёл, а чуть погодя, когда люди по двору забегали. Им вдруг ни до кого дела не стало. Даже калитка настежь.

Через эту калитку и ушла Валентина с Орлокуром со двора. Она и закрытая была им не помеха, а тут и вовсе никто на них внимания не обратил – такая поднялась суматоха. Пора, решила Валентина, как давеча Михеич, и двинулась к лесу.

Путь оказался нелёгок. И не только потому, что куриным шагом до леса далековато, а ещё и потому, что пришлось им прятаться.

«Заметили!» – подумала Валентина, когда мимо пронёсся Михеич. За Михеичем – сосед, Меткин хозяин. За соседом – Ольга. За Ольгой – жена соседа. Следом, прямо по полю, дачники на машине. А за машиной во весь дух Метка.

Беглецы в лопухах отсиделись и дальше пошли. «Пусть они нас там поищут, а мы тихохонько в обход за деревцами. Главное, незаметно до леса дойти», – рассуждала про себя курица.

До леса они добрались без проблем. Люди к тому времени уже в чащу ушли и затеяли там какую-то забаву: кричат то разом, то по очереди, даже на опушке слыхать. Причём всего два слова: «Ле-на-а!» и «ау-у!».

«Пусть пошумят, – думала Валентина, – а мы тихохонько за деревьями в обход». Так они и шли, всё дальше углубляясь в лес. Орлокур устал и начал отставать. С куриной ходьбы на свой поскок перешёл. Посидит-посидит, потом скок-скок-скок к Валентине и опять сидит. И только когда из виду её потеряет, снова – скок-скок-скок.

Голоса людей становились всё глуше, удалялись куда-то в сторону и наконец совсем пропали. Валентина и Орлокур погрузились в тишину леса с его редкими одинокими звуками.

Уже близился вечер, когда они вышли на лесную улицу, – так назвала для себя это место Валентина. Домов вдоль улицы не было, вместо них стояли всё те же деревья, но сама улица разбегалась в стороны двумя колеями – так же, как напротив их двора. Валентина обрадовалась: здесь Орлокуру будет легче идти. Вот только в какую сторону? Она остановилась в нерешительности.

И тут Орлокур сделал по дороге несколько больших скачков, взмахнул своими широкими крыльями и… взлетел!

– Куда?! Куда ты?! Куда?! – всполошилась Валентина.

– Мама, я вернусь! – поднимаясь всё выше, крикнул Орлокур.

Задрав голову, Валентина так и застыла на месте.

Доглядчик

Орлокур скрылся за верхушками деревьев, и Валентина осталась одна. Страшно стало ей на лесной улице. Пока вела Орлокура сквозь чащу в далёкое далёко, ничего не боялась. А тут страшно стало, да так, что забилась курица в колею и там затаилась. Да и куда теперь идти?

Сидела-сидела, успокоилась понемногу и задремала – тоже ведь находилась за день. И слышит сквозь дрёму топот чьих-то стремительных лап, будто зверь дикий бежит. Мигом очнувшись, вжалась в колею, спряталась под травяной кустик: авось не заметит.

– Нашла! – раздался рядом знакомый голос. – Кончай в прятки играть!

Валентина встрепенулась и выбралась наружу.

– Пошли, пошли, – заторопила Метка.

– Я Орлокура жду.

– Что его ждать, вон он кружит. – Метка подняла морду кверху и звонко залаяла.

Высоко в небе над лесной улицей неспешно нарезала круги большая белая птица, точь-в-точь похожая на орла, только с петушиным хвостом.

– Пошли, пошли, – торопила Метка. – Он меня нашёл, и Ленку нашёл, и дорогу домой найдёт. Ему оттуда всё видно. А сейчас к Ленке! Она там одна!

И Метка бросилась по лесной улице в ту сторону, откуда Валентина услышала топот. Пришлось и ей за Меткой бежать. Мчалась во весь дух, только изредка на небо поглядывала: где Орлокур? Он всё время летел чуть впереди, лишь изредка взмахивая крыльями.

– Я Ленкин след на опушке взяла, только меня никто слушать не стал, – на бегу рассказывала Метка. – Денис с Максимом говорят: «Она через вырубку пошла, сказала, там опят больше». Верно, через вырубку, я туда первая по следу прибежала, только дальше края вырубки Ленкой и не пахнет. Кабаны там часто роются, а Ленка повернула и по дальнему краю назад. Не знаю уж, зачем ей такой крюк было делать. Повернула и полезла потом прямо в чащу. А там завалы, даже я намучилась. Она их и обходила, и под стволами подлезала, таких петель накрутила… Я три раза с пути сбивалась, но всё-таки прошла чащу и вышла на эту дорогу. Бежала, бежала, чувствую, след уже свежий, сейчас нагоню, и тут я его потеряла. Дорога под воду ушла. И прямо вода, и в обе стороны от дороги по лесу вода. Села я тогда и завыла. Повыла-повыла, никто не идёт. Назад, думаю, не пойду, буду здесь Ленку ждать. Только прилегла на сухом месте, а тут камнем с неба твой Орлокур. Перепугал вусмерть. «Что, – говорит, – хозяйку ищешь? Она там дальше, на полянке сидит». «Где?! – спрашиваю. – Отведи!» «Не могу, – отвечает, – я маме вернуться обещал». Я ему: «Мама твоя в курятнике, а Ленка здесь пропадает». «Нет, – говорит, – мама недалеко. Вот если маму с собой забрать, можно всем вместе и к Ленке. А то я один за вами за всеми не догляжу». Так и сказал: не догляжу. Доглядчик какой нашёлся!

Там, где дорога уходила под воду, Орлокур на землю слетел и повёл Валентину и Метку в обход по лесу. Он уже не ковылял, не скакал по земле, а перелетал с сучка на сучок, с дерева на дерево. И, когда почти совсем стемнело, привёл их к полянке, посреди которой сидела усталая, заплаканная, мокрая по пояс Ленка.

Чудеса на рассвете

В деревне этой ночью почти не спали. Вернувшись с неудачных поисков, Михеич, Ольга, Ленкины родители, Генкина бабушка и дачники долго не расходились. Сообщили в полицию и МЧС. Строили планы дальнейших поисков, подключили к делу всех деревенских мужиков. Но отправляться в лес можно было только с рассветом.

Дотемна совещались то во дворе, то в Ленкином доме. Ленкина мама плакала, в комнатах пахло корвалолом и валерианкой.

Допрашивали Генку, как он мог оставить Ленку в лесу одну.

– Я думал, она домой ушла, – чуть не плача оправдывался паренёк. – Я бы её не бросил, только она вперёд на вырубку ушла, пока мы на опушке были, сказала, там опят больше. Мы на поваленной берёзе их резали, там бы всем хватило, а она говорит, срежете, ко мне приходите, там ещё больше. Пока мы всё на берёзе срезали, потом на пне, потом на другом дереве, пришли на вырубку, а её там и нет. Кричали, не откликается. Ну и решили, что домой ушла…

Чуть свет поиски возобновились. Отправились к лесу на нескольких машинах. Михеич зачем-то взял с собой ружьё, но из чехла не вынимал. Оно и не понадобилось.

На самой опушке навстречу поисковикам вылетела из леса Метка. Она вертелась юлой, лаяла, визжала, кидалась под ноги хозяевам, бросалась к лесу и вновь возвращалась к людям.

– Зовёт! – догадался Михеич.

Люди так никогда и не узнали, что Метка привела их на Ленкину полянку коротким путём, который, пока все спали, высмотрел с высоты Орлокур. Высмотрел и ей рассказал. Они только удивлялись. Сначала тому, что искали девочку совсем в другой стороне. Потом тому, что нашли её не так уж далеко, можно было даже на машине по затопленной дождями дороге доехать. А больше всего тому, что обнаружили Ленку в компании белой курицы и Орлокура.

– Ну дела, – изумлялся Михеич. – Они тут твою дочку стерегут, а ты хотел, чтобы я его в суп из-за индюшек.

Это он соседу, Ленкиному папе, сказал.

А тот знай дочку обнимает.

– Как же так, как же ты с ребятами домой не пошла?

– Я беленьких хотела найти, – всхлипывала Ленка. – Помнишь, ты мне в прошлом году место показывал? Ещё говорил, никому не рассказывай, пусть наше будет… Только я его не нашла, заблудилась.

– Зато белые тебя сами нашли, – улыбнулась Ольга. – Вон, курица и Орлокур. Чудеса да и только.

Улёт

Валентина вернулась в курятник, а с нею и Орлокур. Михеич их обоих под мышками из лесу нёс: курицу слева, Орлокура справа.

– Ох, что-то тут не так, – причитала Ольга, пока Михеич сажал птиц на насест. – Как они доковыляли дотуда и зачем? Ленка говорит, они к ней вслед за Меткой из лесу вышли. Чудеса. Боюсь я их что-то. Особенно этого, с человечьим взглядом. Не верю я ему.

– В суп не дам! – вспылил вдруг Михеич.

– Да и не надо в суп, – поспешно согласилась Ольга. – Какой из него суп. Да и без неё в супе обойдёмся.

– Я уже договорился. На прошлой неделе ещё. Хотел в районную школу в живой уголок пристроить, не взяли. Сказали, мутанты нам не нужны, когда я им фото Орлокура на телефоне показал. А в контактном зоопарке люди сговорчивее, там дочка бывшего нашего председателя работает.

– Знаю-знаю, – закивала Ольга.

– Вот они его и возьмут. Посадят в отдельную клетку. Говорят, будет местной достопримечательностью. Если народ смотреть на него пойдёт, всем только плюсы.

– Не вышло бы чего… Зоопарк-то контактный, там дети, а он индюшек вон как побил.

– Так то индюшки, а то дети. С Ленкой-то на полянке в обнимку сидели. Да и если запрут его в клетке, куда он денется. Будут без контакта смотреть, издали.

На том разговор и закончился. Валентина ничего не поняла, а Метки для перевода рядом не было – она в это время уплетала обед, который хозяева ей за Ленкино спасение устроили.

Но кое-что понял сам Орлокур. Не понял, так догадался.

Как только хозяева ушли, он подсел к Валентине.

– Не могу я, мама, на насесте сидеть.

– По двору гуляй, – резонно заметила курица. – На воротах посиди.

– И по двору не хочу, и на воротах сидеть не буду. Я теперь летать буду. И совсем улечу, раз меня запереть хотят.

Валентина заплакала и не сказала больше ничего. А что тут скажешь, когда сама хотела отвести Орлокура в далёкое далёко, да не смогла. Не с ней, так пусть один туда летит. Как ни проста была курица, а понимала, что такого сынка ничем не удержишь. Да и не надо.

Утром они вышли из курятника вместе.

Напоследок Орлокур ещё зерна поклевал по-куриному. Потом одним махом взлетел на ворота, оглядел двор, прокричал, как умел, петухом. Оттолкнулся от воротного столба, взмахнул крыльями и полетел.

– Мама, я вернусь! – донёсся до белой курицы его прощальный крик.

Как взлетел Орлокур, видели все Рябы и Пеструшки вместе с петухом Никанором. Видела и Ольга, от удивления застывшая посреди двора. И Михеич с крылечка увидел. И крик его они тоже слышали, только не поняли. То есть куры и Никанор, конечно, поняли, а Михеич и Ольга нет. Потому что любой птичий язык люди понимают хуже, чем даже курица человечий.

Орлокур улетел.

Ольга с Михеичем договорились меж собой никому об этом не рассказывать. Всё равно не поверят, да ещё за сумасшедших сочтут. Пусть уж лучше думают, что Орлокур в суп попал.

От Орлокура до ястреба

Как не стало Орлокура, Валентина загрустила и почти перестала выходить на улицу. Да и погода не очень располагала: ночью и утром заморозки, на лужах ледок. Лапам холодно, да и не покопаешься толком в подмёрзшей земле. Червяки вглубь ушли, жучки попрятались. Только на компосте и можно что-нибудь отыскать, да неохота ей было туда идти: и без того зерна в кормушке хватало.

Метка же ходила у себя по двору королевой. Её стали приглашать в дом. Даже ночевала иногда там. Спала у Ленки в комнате на коврике рядом с радиатором. А два раза даже в кресле. Валентину она не забывала, забегала, хвасталась, какая у неё теперь тёплая жизнь. Но встречаться они стали реже, не каждый день.

Как-то Ольга с Михеичем пришли в курятник посмотреть на курицу.

– Не, не заболела, – сказал Михеич. – Но всё равно нелады. И толку опять никакого.

Тем же вечером к Валентине подсел Никанор и как бы невзначай пихнул крылом в бок. Заворчал по-петушиному:

– Хватит вянуть, делом займись. Всю зиму, что ли, есть задарма собираешься? Один улетел, другого по весне высидишь. Поупражняйся пока.

Утром Валентина снесла яйцо, обычное – белое, а к вечеру ещё одно.

– И правда не больная, – радовалась Ольга. – Даже наоборот – выздоровела. Ещё одна несушка у нас. И яйца такие как надо – без крапинок.

Весной Валентина высидела пятерых цыплят: двух пёстрых, двух рябых и одну беленькую курочку. А пёстрый петушок ну вылитый Никанор.

Только боялась она за них. В небе над двором появился ястреб. Он был поменьше прошлогоднего орла, но беды обещал не меньшие. Ястреб кружил и с высоты высматривал добычу.

– Стрельнул бы, да не попаду, – наблюдая за ним с крыльца, бормотал Михеич.

Так ястреб и кружил. Вышла молодая Ряба на улицу погулять и не вернулась. Сосед потом со своего огорода Михеичу только крылья от неё принёс – своих кур он теперь из курятника не выпускал.

Новые жертвы казались неминуемыми.

Страж неба

Валентина маялась с детьми, и больше всего с пёстрым петушком, который удался шустрым и непослушным. Другие цыплята всё время при ней, а этот… Глаз да глаз за ним нужен. Чуть отвлечёшься на червяка, глядь – пёстрый уже возле кошки Маши вертится. Она, конечно, кошка своя, на дворе никого не трогает, но кто ж стерпит, когда у тебя птенец между лап шныряет. Или того хлеще, забежит в будку к хозяйскому Моте, да ещё когда Мотя спит. Тот для своих тоже не злой, но большой – ну как повернётся во сне и придавит пёстрого, много ли цыплёнку надо… Не было с этим петушком Валентине покоя.

И случилось так, что в погожий денёк вывела она всех пятерых погулять к воротам – авось Метка прибежит поболтать. Перед выходом проверила, нет ли поблизости ястреба. Вдруг слышит:

– Валентина! Это твой?! Один через улицу пошёл. – Метка с другой стороны ворот кричит.

Сунулась Валентина под створку… Так и есть, пёстрый! Уже по середине улицы шурует, всё ему нипочём.

Глянула на небо. Ястреб! Крылья сложил, сейчас камнем свалится.

Бросилась курица к цыплёнку, хотела собой прикрыть. Да не успела: кто-то с лёту сбил ястреба у самой земли! Только перья полетели.

Упал ястреб на деревенскую улицу. Сидит, крылья распластал, клюв раскрыл, головой крутит. А перед ним то ли белый петух орлом прохаживается, то ли белый орёл петухом выступает. Только по-любому – Орлокур. Грудь крутую выпятил, крыльями машет.

- Киа-киа-киа! – кричит. – Ку-ка-ре-ку!

Ястреб подхватился и улетел. А Орлокур остался.

– Здравствуй, мама, – говорит. – Я вернулся.

С того дня и до поздней осени небо над двором Михеича было под надзором. Парил там только белый орёл с петушиным хвостом. Иногда и вниз спускался – на воротах посидеть, петухом покричать, с мамой поздороваться да с Меткой поболтать.

И так теперь каждый год.


Электронные пампасы © 2020
Яндекс.Метрика